Блестящие глаза смотрели на нее, и в них Ли снова заметила темную бездонную пустоту. В ее сознании вдруг возник образ Беллы, лежащей поперек стола Хааса. Ли представила себе пустой холодный бессознательный взгляд глаз Беллы во время петлевого шунтирования.
— Если мы узнаем, кто это сделал, все изменится, — сказала наконец Белла.
Она встала и расправила платье на бедрах. Что-то блеснуло у нее на шее. Кулон. Кулон, сделанный из кусочка квантового конденсата.
Ли уставилась на него, забыв обо всем.
— Где ты его взяла? — спросила она.
Белла попыталась закрыть кулон рукой, сделав стыдливо-робкий жест, как и девчонка-уборщица в аэропорте в Хелене. А потом произнесла то, в чем Ли сейчас не сомневалась:
— Мне его дала Ханна.
— Когда? — спросила Ли. — Когда Ханна дала его тебе?
— В ночь накануне своей смерти, — ответила Белла почти шепотом.
— До или после того, как она послала сообщение из квартиры Хааса?
— Она не посылала… — Белла замолчала, задержала свой взгляд на Ли и вздохнула. — После того, как она его послала.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше, Белла?
— Потому что она просила меня не говорить. Потому что это был секрет. Секрет Ханны.
— Этот секрет, возможно, и привел к ее смерти. Белла запрокинула голову, будто Ли ударила ее.
— Нет, — ответила она. — Нет!
— А кому предназначалось это сообщение, Белла? С кем она разговаривала во Фритауне? Что она им сказала?
— Я не знаю. Я даже и не слышала. Я не хотела знать.
— Если бы ты знала, то об этом узнал бы и Хаас?
— Хаас, Корчов. Какая разница кто? Я бы рисковала, зная это.
Ли тихо рассмеялась, поглаживая ноющее плечо.
— Ты не понимаешь, — сказала Белла, и ее голос стал напряженным и настойчивым. — Контракт, и все такое… — это было вторично. Ханна попросила меня помочь ей. Она пришла ко мне. Она говорила, что нуждается во мне, что я — единственная, кому она могла доверять самое важное, что она когда-либо делала, самое важное, что мы обе когда-либо делали. Но это должно быть нашим секретом. Я сделала это для нее.
Порыв ветра ударил по зданию, и большой лист вируфлекса, закрывавший окно, оторвался и бился, как парус на мачте. Белла вскочила, вся дрожа.
— Почему ты мне не веришь? — прошептала она.
— Я верю тебе, — сказала Ли. — Я действительно тебе верю… Я просто… не могу понять, что все это значит.
Разговаривая, Ли положила руку на плечо Белле, и теперь Белла повернулась и спряталась в ее объятиях, уткнувшись лицом в шею. Ли попыталась освободиться и поняла, что Белла плачет. Ли нехотя продолжала обнимать Беллу и гладить ее изящное плечо.
— Извини меня, — сказала Белла, — просто я…
— Нет, это ты извини меня, — сказала Ли. — Какое мое дело, чем ты занимаешься. Ты ведь мне ничем не обязана.
— Нет, я все-таки тебе обязана. Все, что я сказала о… тебе и Ханне… Я просто разозлилась.
Белла посмотрела на нее, подняв голову вверх. Ее темно-лиловые глаза прояснились, хотя слезы все еще висели на ресницах. Белла вытянула руку и коснулась своим бледным пальцем губ Ли так же, как это делал Коэн.
«О Боже, — подумала Ли. — Пора уходить. Прямо сейчас. Но почему мои ноги словно к полу прикручены?»
Кто-то кашлянул. Ли отскочила от Беллы, как собака, которую хозяин застал на месте преступления.
— Аркадий? — спросила она.
— Нет, — сказал Коэн, стоящий у двери. — Это я.
— Я…
— Мне нужно идти, — сказала Белла. — А то Корчов будет меня искать.
Коэн повернулся и провожал Беллу взглядом, пока она шла по коридору. Потом оба услышали, как хлопнуло одеяло, закрывавшее воздушный шлюз, и звуки ее шагов заглохли в зале под куполом.
Ли начала говорить, но он поднял руку.
— Тебе совершенно не нужно ничего объяснять мне.
Он оперся о дверь в позе, которая показалась Ли наигранной, а когда он заговорил, то его голос был нейтральным и ровным, что по ее многократному опыту означало скорую бурю.
— Будь осторожна, Кэтрин.
— Будь осторожна в чем? — спросила Ли.
Ответ был очевиден — аромат духов Беллы все еще витал в воздухе между ними.
— У нее в голове — месть. А месть — коварная штука. Она заставляет людей обманывать будущее. Она заставляет их рисковать так, что они могут втянуть в неприятности всех вокруг.
— Ну, теперь ты эксперт по мотивации человеческих поступков.
Коэн пожал плечами.
— Хорошо, — сказал он так спокойно, будто они обсуждали погоду. — Делай все, что хочешь. Но мне кажется, тебе понятно, что она использует тебя.
— В таком случае, у нее масса коллег, не так ли?
Коэн вздохнул и принялся старательно изучать ногти Аркадия. Как он научился заставлять ее чувствовать угрызения совести, когда просто молча стоял рядом?
— Я поняла, что собиралась делать Шарифи. Хотя сейчас уже поздно что-нибудь исправить. Это она послала сообщение из квартиры Хааса. Белла сообщила ей его пароль. Поврежденный файл, о котором говорила Нгуен, на самом деле зашифрован. Причем зашифрован так, что только Гоулд могла его расшифровать. Они использовали набор этих дурацких смешных украшений в качестве источника запутанности. Надо же было умудриться. Обычная бижутерия!
Ли ощущала странную щекотку, по которой поняла, что Коэн входит в ее файлы, смотрит на дешевое ожерелье Гоулд, на уборщицу в туалете аэропорта, на подарок Шарифи Белле.
— Хорошо, — сказал он, обдумывая то, что увидел. — Итак, она нашла готовый источник запутанности. Может быть, они с Гоулд давно придумали этот фокус с ожерельями, как шутку, и не думали, что он сможет пригодиться в деле. Они использовали эти ожерелья как одноразовый блокнот, как секретный шифр, который Шарифи получила, не прибегая к услугам Техкома или других корпоративных попечителей. Теперь никто не может прочесть сообщение Шарифи, пока не получит ожерелья Гоулд. которое застряло в медленном времени вместе с ней до того, как…
— До завтра, — прервала его рассуждения Ли. Они переглянулись.
— Это похоже на Ханну, — сказал Коэн, — так пошутить. Она фактически спрятала в дешевой безделушке то — и она это знала, — что мы все будем искать. Но почему?
— Эта информация была для Ханны страховым полисом, с одной стороны. Вместе с посылкой, отправленной на «Медузе».
— Ну, и этот полис не сработал, ведь так? — спросил Коэн и сразу же добавил, пытаясь смягчить сказанное: — Бедная Ханна. Какой ужас.
— Но я не понимаю, — продолжил он через секунду. — Шарифи получает результаты. Затем она шифрует их и посылает нечитаемый вариант Нгуен, Корчову, во Фритаун. Затем она стирает все следы своей работы из системы АМК. Затем она — по крайней мере, мы можем предположить, что это была она, — отправляет Гоулд во Фритаун. И дарит Белле свой использованный кристалл после того, как берет с нее слово никому не говорить, что послала шифрованное сообщение. Почему? Зачем принимать столько абсурдных мер, чтобы защитить информацию, а затем рассылать ее? А если она хотела распространить свои данные по всему пространству ООН и Синдикатов, то для чего использовать кристаллы? Зачем шифровать их таким образом, что только кристалл Гоулд позволит прочесть их?
— Это объясняет «Медузу», — сказала Ли. — Почтовый ящик. Она хочет, чтобы информация распространялась. Она стремится к избыточности, если пользоваться твоей терминологией. Но она не хочет, чтобы это читали все. Не сейчас по крайней мере.
— Так чего же она ждала?
— Хотела бы я знать, — сказала Ли.
Она тяжело опустилась на свою койку и протерла глаза пальцами, которые все еще пахли пивом.
— А что насчет завтра? — спросила она.
— Информатор Дааля сообщил, что в течение следующих двух суток должно что-то произойти. Дааль беспокоится о том, что новые обстоятельства помешают нам выполнить работу. Откровенно говоря, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с ним. Что хорошего будет, если мы возбудим живое поле и не получим никаких данных. Или останемся там сами. И чем скорее мне удастся связать шахтеров с «ФриНетом», тем лучше. Это будет не в первый раз, когда Техком закроет прессу и поставит всю планетарную милицию на голову.
«Поставить на голову — это самая подходящая фраза», — подумала Ли. Ей стало интересно, как поступит Нгуен со срочными планами и вообще что она предпримет. Было ли это неосознанным побуждением завершить свою работу прежде, чем корабль Гоулд достигнет Фритауна?
— А что думает Рамирес? — спросила она, пытаясь скрыть эту мысль и надеясь на то, что Коэн не успел поймать ее. — Сеть готова?
— Настолько, насколько возможно. — Он отошел от двери и зашел в комнату. — Корчов пришел в ярость, разыскивая тебя. Есть такое понятие «удача, уплывающая из рук», ты его знаешь. Даже у тебя такое бывало. Где ты была?
— Я навещала мать.
До этого Коэн не смотрел на Ли, но после ее ответа устремил к ней свой взгляд.
— Расскажи.
— Хорошо, — согласилась она, понимая, что втайне хотела этого. — Но не сейчас. Сейчас мне нужно сконцентрироваться на завтра. Да и тебе тоже.
«Все будет хорошо». Эта мысль плавала в ее сознании так легко и естественно, как будто принадлежала ей самой, и только со следующим изумленным вздохом она поняла, что это Коэн думает внутри нее: «Ты сможешь заставить соединение работать. Ты всегда об этом знала. А с остальным мы справимся».
В ответ она мысленно произнесла осторожное «да» и почувствовала, как он услышал его.
— Ты спрашивала техов об этом? — громко спросил Коэн. — Это дьявольски больно.
Ли догадалась, что он говорит о ее руке, ощущая боль через интрафейс вместе с ней. Она осторожно согнула руку. Рука сгибалась плохо.
«Определенно не блестяще. Но до конца дела, будем надеяться, хватит».
— Все нормально.
— Да это просто мучение. Я не знаю, как ты это выносишь.
Ли на миг удалось взглянуть на себя его глазами с короткого расстояния, разделявшего их: непредсказуемая, загадочная, яростная, сильная и великолепно совместимая с хрупким человеческим телом личность, ускользавшая от него в зеркальную анфиладу статистических волновых функций.