Я совсем уж было собрался переместиться несколько дальше, чтобы взглянуть на остальных пассажиров, когда почувствовал, что мне не хватает воздуха. Что произошло, до меня дошло сразу же, вот только времени бежать уже не было. Мои бедра сжимал напор сблизившихся друг к другу автомобильных капотов. Они стискивали меня между собой в замедленном темпе; вот только из ловушки я выбраться никак не мог, потому что за что-то зацепился. Клин дверной ручки удерживал меня в медленно сходящихся тисках.
Опережающий автомобиль двигался со скоростью несколько миллиметров в секунду. Вихри ртутной субстанции, которые я сам же и вызвал, вырвали у меня изо рта загубник кислородного аппарата. Бородач в машине у меня за спиной напирал на руль вправо. Понятно, что я никак не мог строить иллюзий относительно того, что этот резкий маневр он производит ради меня. Сигнал клаксона опережающего автомобиля до него дошел, вероятнее всего, еще тогда, когда я разговаривал с Гонедом в убежище. Реакция на импульс, который несколько часов назад склонил его совершить резкий поворот вправо, исходил исключительно из необходимости освободить левую полосу движения. Он уходил с пути движущегося рядом соседа, а черное пятно, втиснутое между обеими машинами, которым я был для водителей, должно было появиться в их сознании только через час.
От смерти через раздавливание я освободился в буквально в последний момент и тут же припал ртом к трубке дыхательного аппарата. Какое счастье, что его не раздавило трением о корпус машины. Несколько минут я не мог отдышаться. И все это время автомобиль с женщиной в окошке все время изменял свое положение на шоссе. Он переместился приблизительно на метр. В том месте, где я был сжат между ними, капоты машин имели вмятины, хотя они наверняка не столкнулись друг с другом.
Несколько остыв, я еще раз глянул внутрь более быстрой машины, но теперь, предусмотрительно, с другой ее стороны. Стрелка спидометра находилась чуть ли не последнем делении, напротив числа «140». Таким образом я понял, что автомобиль бородатого мужчины двигался со скоростью всего около сорока километров в час. Я попытался представить, как выглядел этот инцидент с точки зрения обоих водителей. Наверняка до столкновения не хватало самой малости, и при этом от меня осталось бы только мокрое пятно; вопя клаксоном, опережающий автомобиль промчался мимо другого так быстро, что женщина с прижатым к стеклу лицом даже не успела опустить на него глаза.
Прежде чем я выскользнул между автомобилей, этим движением был вызван сильный вихрь до сих пор почти неподвижного воздуха. Вскоре ртутные массы перенесли меня за барьер виадука, и я вновь увидел источник света. Я подплыл к бетонной плоскости. Мрачной, не имеющей окон стене находилось всего лишь одно отверстие, то самое, за которым что-то светилось. Отверстие имело форму небольшого, вытянутого прямоугольника, напоминающего бойницу. Доступ в средину загораживала прозрачная плита. Я заглянул в средину, между краев толстой стенки: ничего, кроме яркого сияния видно не было. Внизу, в глубокой нише, я заметил фрагмент подстанции высокого напряжения. Оттуда торчали толстенные изоляторы. Рядом находились ворота. Я заплыл в них. Никакой информационной таблички, которая бы раскрывала характер объекта, возле входа не было. Статуя стражника, застывшего у входа, никак не могла помешать мне войти. Проплыв мимо нее, я оказался во дворе. Возле пандуса стоял грузовик с несколькими фигурами мужчин, склонившихся над какой-то машиной, которую они, в застывшем усилии закатывали по доскам на платформу; чуть дальше толстая решетка загораживала вход в проходящий под зданием туннель. На его конце между коленами труб высилась огромная конструкция, средина которой была заполнена мерцающей в свете излучателя субстанцией. Над ней на толстых опорах вздымалась округлая крышка бетонного бункера с люком в верхней части.
Через открытое окошко возле решетки, за которой сидел другой охранник, я протиснулся в средину здания. В просторном вестибюле я выключил излучатель на несколько секунд. Распыленный на стенах лестничной клетки отблеск доходил даже сюда. Он показал мне путь к источнику сияния. Я проплыл на несколько этажей выше и еще раз погасил собственный «фонарь». Оказалось, что теперь его можно и не включать: даже без него здесь было достаточно видно.
Внутреннюю часть коридора прорезали длинные полосы лилового света. Они ложились поперек пола и наискось на противоположной стене, проектируя на нее странное изображение, нечто вроде образ просвеченного навылет диапозитива. Из наиболее резкого места на этом диапозитиве на меня глядели пустые глазницы черепа. Я еще раз отбился ногами от поручней на лестнице и проплыл за угол, в глубину коридора. Честно говоря, я готовился к какой-то другой неожиданности, хотя и не мог достаточно верно определить, чего, собственно, ожидал.
Неподалеку, в дверном проеме, из-за которых ко мне катилась лавина фиолетового сияния, стоял человеческий скелет. Это его образ переносили на стенку лучи из-за полуоткрытой двери.
Целых несколько минут я не смел приблизиться к нему, считая, что сочленения скелета распадутся, как только до них доберутся потоки возбужденного мною воздуха. Скелет был обведен нерезкой линией, ограничивающей всю фигуру; внутри нее неоднородная и наполовину прозрачная масса псевдо-тела удерживала все части на своих местах. Когда я, наконец, решился подплыть поближе, то вырвался из ошеломления, вызванного первым шоком. Скелет перестал меня пугать, и я прикоснулся его рукой. До самих костей пальцы не добрались, остановившись на ткани костюма, покрывавшего стекловидное тело, которое тоже было заметно с большим трудом. Легкий туман просвеченной материи опирался на ребрах, лишь в некоторых местах несколько затемняя образ проходящего в средине позвоночника. В грудной клетке, рядом с другими внутренними органами, маячил абрис остановившегося сердца. На высоте таза черная по контрасту тень в форме расчески явно свидетельствовала о наличии этого металлического предмета в кармане пиджака предполагаемого скелета.
Я оглянулся, чтобы глянуть в сторону призрака на стене. Этот диапозитив вовсе не был для меня чем-то совершенно новым: удивительнейшим образом он походил на рентгеновский снимок человека, просвеченного в костюме, с той лишь разницей, что здесь передо мной был позитив, в то время, как обычные рентгеновские снимки являются негативами. Пространственное расположение конечностей скелета представляло одну из фаз остановленной на ходу фигуры мужчины, который — как будто ничего и не случилось — положив руку на дверной ручке, проходил в коридор изнутри какого-то помещения. И именно там должно было находиться разъяснение всей загадки.
Я протиснулся над головой статуи вовнутрь камеры без окон. С самого начала глаза мои были буквально пробиты сиянием, исходящим из приближенных друг к другу острых наконечников. Они находились внутри призмы, занимающей средину камеры. Трое из восьми наклонившихся над нею скелетов опирались просвеченными ладонями на грань этого ледового блока, в прозрачной внутренности которого застыли белые, вихреобразные полосы. Ниже, над искрящимся слоем инея, где линии мраморного узора были пересечены широкой трещиной, в фиолетовом ореоле конвульсивно дрожала насаженная на острия ослепительно голубая медуза.
Окаменевшие возле ледяного блока статуи напоминали сконструированные для студентов-медиков манекены, которые применяют на лекциях анатомии. Полупрозрачные внутренние органы заполняли очертания тел, натянутых на тоже частично просвеченных скелетах. То тут, то там паутину кровеносных сосудов пробивали черные дыры. Они были заметны, в частности, на челюстях скелетов, среди оскаленных зубов, где выдавали присутствие золотых и серебряных пломб. Металлы поглощали поток падающих на них лучей, становясь впоследствии источниками радиоактивного излучения.
Эта последняя мысль вырвала меня из временного паралича. До меня дошел смысл встреченной здесь ситуации. Собравшиеся в камере люди явно не осознавали грозящей им смертельной опасности. Только для меня, и только в этом освещении, которое обязано было представлять собой сильно ионизирующее излучение — как минимум половина находящихся в помещении материалов была просвечена навылет, благодаря чему некоторые материалы казались изготовленными из стекла, хотя на самом деле такими не были. В положении статуй я не мог усмотреть никаких окаменелых в своей внезапности жестов или хотя бы первых следов обеспокоенности, которая бы указывала на то, что люди уже сориентировались — что же происходит внутри блока, между черными змеями кабелей, где — в зажиме кристальных клещей — трепетал источник смертельных лучей.
Несколько секунд назад — отсчитанных в их мире — вызванный здесь случайно лавинный процесс вышел из под контроля ученых, чего, однако, никто из присутствующих еще не успел заметить. Наверняка это была одна из тех чудовищных аварий, называемых «ядерными», что вела либо к немедленной смерти, либо же к длительной лучевой болезни, если поглощенная порция радиации не была слишком большой, и этих аварийных случайностей, несмотря на самые лучшие средства безопасности, никогда нельзя было полностью исключить как невероятные, поскольку в каждом опыте и в каждой операции незаменимым и одновременно самым слабым звеном эксперимента оставался ошибающийся человек. Конечно, массивные, выложенные свинцовыми плитами переборки в виде стен, пола и потолка (если исключить не закрытую дверь) хорошо экранировали внутренности камеры, изолируя ее от остальных помещений здания от жесткого гамма-излучения, но, по-моему, мне казалось непредусмотрительно, что столь опасный объект расположили рядом с центром города, а не где-нибудь далеко на его окраинах.
Я переплыл на новое место. Три прозрачные статуи неподвижно застыли возле пульта управления. На рукоятках лежали лишенные плоти кости пальцев самого малорослого из скелетов. От их владельца, возможно, зависел весь ход процесса: постепенная остановка его развития или же ненамеренное ускорение. Два других скелета склонялись над какими-то регуляторами. Манипуляция ими тоже могла о чем-то решать. Позы остальных пяти скелетов выражали пассивное наблюдение. Только один из них повернул пустые глазницы в сторону входящего костяка. Я же завис в пространстве вн