Вот еще! Не хватало мне расплакаться над судьбой Наставника Пера!
Я встал, нелепо оправил грязную мокрую рубашку. Как отреагируют дети Геометров на явление незнакомого мужика в трусах и рубашке, с пробившейся на щеках щетиной и злым взглядом?
Как ни странно, скорее всего принесут стул, стакан горячего чая и побегут за врачом.
Воспитывать-то Наставники умеют. Вот только от результатов меня коробит.
Я легонько толкнул дверь — она мягко открылась. Никаких замков.
Холл был выдержан совсем в другом стиле, чем в «Матушкином Свете». Огромный, на весь первый этаж. И все белое, сверкающее. Неровные стены и изломанный плоскостями потолок. Такое впечатление, что находишься в ледяной пещере. Светильников на виду тоже нет, слегка мерцают сами потолочные плоскости. Красиво. Но зачем такой интерьер, Геометры ведь ничего не делают зря? Вдоль стен — мягкие круглые кресла, обтянутые белой тканью, на полу — толстый ковер. Ступать боязно, наслежу. А убираться-то придется детям, в рамках подготовки-к-труду…
Войдя я притворил дверь. Вслушался. Тихо. Нет никого. Найти бы схему этажей, выяснить, где живут Наставники. Ввалиться к Перу и мрачно сказать: «За тобой должок, еще с воли тянется…» Ох, не поймет Пер. Не оценит лагерного юмора.
Из холла вели две лестницы, одна вверх, другая вниз. Значит, еще и подземные этажи есть? Несколько дверей наводили на мысль о лифтах, но туда соваться не хотелось. Еще три двери я сразу опознал как выходы из башни, те, в которые безуспешно ломился совсем недавно.
Хорошо хоть, никакой охраны…
Стоп. В «Матушкином Свете» у дверей стоял дневальный!
Я обернулся, теша себя надеждой, что ночью детей дежурить не заставляют.
Но дежурный в наличии имелся. В нише у двери, под огромным блестящим гарпуном, висящим на крюках. Мальчик сам-то был ростом с этот гарпун. Сейчас он мирно спал, вытянувшись на полу.
Я покачал головой. Наверное, есть какой-то высший педагогический смысл в этих вахтах у незапертых дверей. Воспитание ответственности, чувства гордости за свой интернат, за его символ. Да и нечасто им приходится так дежурить, воспитанников в каждом интернате — сотни. Н-да. И все-таки мне куда более правильным казался сон этого мальчишки.
Будь он постарше, я бы не удержался. Снял бы с крюков священный гарпун и спрятал за какое-нибудь кресло, в лучших традициях курсантских времен. Опошлить ветхие символы, что может быть достойнее? Но малышу было лет девять, не больше. Я постоял, глядя, как он улыбается во сне. Мне хотелось погладить его по голове, но он бы наверняка проснулся от незапланированной ласки. Так что я тихонько, на цыпочках, прошел к лестнице и стал подниматься.
Где ты можешь быть, Наставник Пер?
Я должен тебя увидеть. Посмотреть в глаза. Задать пару вопросов.
Пора Нику Римеру и его любимому Наставнику поговорить начистоту!
Лестницу я выбрал правильно, здесь шли жилые этажи. Я без колебаний миновал второй и третий — там двери были натыканы слишком часто. Это комнаты подопечных.
На четвертом этаже я остановился.
Круглая лестничная площадка чуть шире, чем внизу. И лампы светят ярче. И дверей всего шесть. Вполне возможно, что Наставники живут здесь.
Я бы обследовал еще и верхние этажи. Начинать действовать лучше, оценив ситуацию в целом. Но мой взгляд остановился на клочке белой ткани, небрежно приколотом к одной из дверей.
Белый бант.
Тот, что пыталась повязать мне на шею Катти.
Сердце забухало в груди, ладони вспотели.
«Боевая трансформация?»
Я не стал отвечать Куалькуа. Подошел к двери, потрогал бант. Тот самый, или очень похожий. Отцепив его с булавки я аккуратно повязал себе на шею. Жалко, что нет зеркала. Интересно посмотреть, как сочетаются голые ноги, грязная рубашка и белый бант.
Потом я постучал.
— Входи, Ник, — негромко произнес голос Наставника Пера. — Разблокировано.
Я коснулся двери, и та уползла в стену.
— Доброе утро, Наставник Пер, — сказал я, входя.
Здесь, в «Белом море», комната Пера была гораздо больше. Трапециевидной формы, и все пространство у дверей заставлено какими-то нехитрыми агрегатами. Пружины, противовесы, рукояти. Несложно было догадаться, что это спортивные тренажеры. Их поснимали, стащили к двери, но еще не успели вынести из комнаты. Наверное, прежний жилец очень серьезно относился к физической подготовке.
— Проходи, Ник. Садись.
Наставник Пер даже не посмотрел на меня. Сидел спиной, глядя в экран, показывающий холл, где мирно спал мальчик-дежурный.
Кресла были далеко, садиться на расправленную кровать я не хотел. Поэтому примостился на седле тренажера, подозрительно напоминающего велосипед. Эх, не суждено мне прославиться как великому изобретателю, велосипед Геометры и сами придумали.
— К чему эти вахты у дверей, Пер? — спросил я. — Детям надо спать по ночам.
— Детям надо привыкать к ответственности. И в первую очередь — к ответственности за других. Этот малыш, увы, пока далек от идеала.
Наставник Пер развернулся в своем кресле. Окинул меня внимательным взглядом. Конечно, он уже видел меня — на экране, и любопытства в его глазах не было.
— Досталось тебе, Ник, — сказал он. — Позволишь по-прежнему называть тебя Ник?
— Почему бы и нет?
Наставник вздохнул.
— Да потому, что ты вовсе не Ник Ример. Не мой подопечный.
Невозможно честно обыграть шулера. Невозможно тайно проникнуть в цивилизацию шпионов.
— С чего такой вывод, Наставник?
— Твои реакции, парень. Ты вел себя почти как Ник… с учетом амнезии, разумеется. Я не сразу догадался поднять архивы операции «Тень». Лишь после всего… когда пришел в себя. Ник не ударил бы меня, парень. Он мог нагрубить, расплакаться, уйти, перестать разговаривать. Не более того. А вот для жителей Тени это реакция вполне нормальна. Символический удар, знак презрения.
— Не только для жителей Тени…
Значит, Геометры бежали от еще одной расы гуманоидов? От людей, способных поступать, как я?
— Может быть, парень. Ядро велико…
Они пришли из центра Галактики! Ну конечно же! Небо, пылающее от звезд!
— Как мне тебя звать?
— Петр.
— Пер? — Наставник растерялся.
— Петр, — как можно тщательнее выговаривая звуки произнес я. В их языке «т» было совсем мягкое, почти неуловимое. Переводить с русского языка на язык Родины оказалось трудно.
— Петер… — произнес Пер, напомнив мне Эльзу из «Люфтганзы». Господи! Это ведь было меньше двух недель назад! Космопорт Хикси, кружка пива в баре… — Петер, скажи, Ник Ример жив?
— Мертв.
— Его убил ты?
— Нет. Мне кажется, он был хороший человек, Пер. Я бы не смог его убить.
— А плохого — можешь?
— Могу, — честно признался я. — Теперь могу.
Наставник отвел взгляд. Посмотрел на пол, где стояли две нераспакованные сумки. Наверное, где-то в них были фотографии, украшавшие раньше стену.
— Ты действительно на него похож… — прошептал Пер. — Но даже Ник не сумел бы справиться с Гибкими… и дойти голым до интерната.
Мной овладела какая-то тоска. Все было безнадежно. Можно геройствовать, сражаться с чужими и бить морды подонкам человеческого рода. Но невозможно обмануть целый мир.
— Что меня ждет, Пер?
— Не санаторий, конечно. Санаторий — для людей, пусть даже плохих.
— И все таки?
— Мы должны понять, кто ты, — сухо проинформировал Пер. — Как сумел догнать нас. Как подменил Ника.
Я засмеялся:
— Понять цивилизацию куда проще, чем одного человека. А я и этого не сумел. Вы как кривое зеркало. Все на месте — а отражается сплошное уродство.
— На твой взгляд, Петер, — Наставник небрежно опустил руку на активатор терминала. — Ты собираешься сопротивляться аресту, Петер?
— Не знаю.
— Лучше не пробуй.
Он продолжал держать меня цепким, почти ощутимым взглядом.
— Знаешь, что я сейчас сделаю?
— Вызовешь сюда отряд регрессоров.
Наставник засмеялся. Посерьезнел и сказал, нарочито вслух:
— Контроль среды. Двухчасовой снегопад над территорией интерната. Распоряжение отдал Наставник Пер. Цель — урок плохой погоды.
Я молчал.
— Знаешь, зачем я собираюсь замести твои следы?
— Чтобы не тревожить детей.
— Правильно, Петер. Ты порой ведешь себя почти как человек… Конечно, отпечатки босых ног на снегу — это здорово. Это будит воображение старших детей, дает пищу для страшилок младшим. Но только не в том случае, когда рядом — санаторий для тяжелобольных. Я как-нибудь пробегусь сам по снежку. Когда санаторий перекочует далеко-далеко… и дурных мыслей следы не вызовут. Пусть дети вспомнят легенды о ледовых людях, зароются в книжки по истории, начнут закаляться сами…
— Наставник Пер, — сказал я. — Ты меня тоже поражаешь. Ведешь себя как человек. Но когда из-под следствия высовываются причины — они смердят как падаль.
— Кто ты, чтобы судить нас?
— Человек.
— Ты чужой человек. Ты регрессор Тени.
Только теперь безысходность отпустила меня. И Геометры ошибаются.
— Нет, Наставник Пер. Вы так боитесь врагов, оставшихся за спиной, что не смотрите вперед. Здесь, на краю Галактики, есть планета под названием Земля. На ней живут люди — такие же как вы. Только на мир они смотрят чуть по другому.
Он молчал, обдумывая мои слова.
— Если ты говоришь правду, то тем лучше для Родины, — сказал он наконец. — Мир Тени оказался сильнее нас. Но он уникален. Возможны идентичные линии эволюции, но итоги развития различны. Скажи, Петер, ваша раса сильнее нас?
— Нет, — честно признал я.
— А ваши Друзья? Алари, и кто там еще?
— Они даже не друзья, — сказал я. — Товарищи по несчастью, быть может. Мы не идеальны.
— Тогда…
— В отличии от вас мы понимаем, что полны недостатков.
Пер поднял руки.
— Стоп! Стоп, Петер! Ты проявляешь готовность к сотрудничеству, я ценю это. Но оставим признания для Мирового Совета.
— Признаний не будет, — устало сказал я. — Наставник, я не собираюсь отчитываться перед вашим миром.