лыша по нашему заданию лишь выдавала себя за правнучку поляка, чтобы вызвать больше доверия со стороны коммунистов.
Гейдрих быстро просмотрел бумаги:
– Хорошая работа, Альфред! Можете быть свободны.
Оставшись один, Гейдрих заменил несколько листов из папки на те, что передал ему Науйокс и убрал папку в стол. Изъятые листы он переложил в пустую папку и положил в сейф. Лёгкая улыбка, которая промелькнула в этот момент на его лице, сопровождала мысль о том, что добыть эти листы Науйоксу было, видимо, гораздо легче, чем вытаскивать тёмной ночью из земли могильный памятник с надписью «SARA HEYDRICH», но и с тем и с другим он справился блестяще! Теперь ничто не мешало объявить Курта Раушера истинным арийцем, а бумаги пригодятся на тот случай, если Малыш вдруг начнёт показывать характер.
Владивосток. Штаб Тихоокеанского флота
– Товарищ командующий, Москва на проводе!
– Соединяй…
– Здравствуй, Вадим!
Командующий Тихоокеанским флотом СССР адмирал Берсенев узнал голос маршала Абрамова.
– Здравствуй, Глеб!
– Есть новости о «Волкодаве»?
– Пока не всплыли, и радио молчит. Но ты же знаешь, по заданной Скороходову вводной это нормально.
– Радиомолчание. Выход в эфир только в самом экстренном случае. Знаю. Но на душе всё одно неспокойно, как, впрочем, и у тебя.
– Это ты по телефону определил? – усмехнулся Берсенев. – Не зря маршальский хлеб кушаешь. За десять тысяч километров волнение в голосе подчинённого распознал.
– Так я не прав?
– Прав. Разумеется, прав. Волнуюсь. И за лодку, и за сына…
– Как всплывут, доложи!
– Слушаюсь, товарищ маршал Социалистического Союза!
Охотское море. Пятьдесят морских миль на норд-ост от острова Сахалин. Борт линкора «Адмирал Александр Колчак»
– Акустики – Мостику: по пеленгу сорок пять, шум винтов подводной лодки! – И почти сразу: – Лодка произвела залп тремя учебными торпедами, цель – мы!
«Ни хрена себе!» Начальник штаба Тихоокеанского флота вице-адмирал Согайдачный восхищённо поцокал языком. На мостике линкора паника. Не ожидали и словили гостинец! Эсминцы сопровождения кинулись подставлять борта, но опоздали. Все три торпеды прошли под днищем линкора. Цель поражена! Взвыв сиренами – так воют с досады сторожевые псы, которые прошляпили злоумышленника, – эсминцы кинулись к месту, откуда был произведён залп.
– Отставить противолодочную атаку! – приказал Согайдачный. – Поздно пить боржоми, когда почки отвалились! Всем кораблям выстроиться в линию, будем встречать героев! – Адмирал посмотрел на командира линкора. – Чего скис?
– Да ну! – махнул рукой каперанг.
– Ты руку-то побереги, – посоветовал Согайдачный. – Тебе ею ещё честь Скороходову отдавать, и благодарить за науку, за то, что он с тобой, таким вот показательным способом, своим боевым опытом поделился. Расслабились, понимаешь, без войны-то… А вот и они!
В десяти кабельтовых от линкора всплыла подводная лодка. В бинокль была хорошо видна истёртая, но хорошо различимая эмблема в виде оскаленной собачей пасти.
– Точно, они! – Согайдачный оторвался от бинокля. – Радио комфлота!
Пока ПЛ «КМ-01» в сопровождении почётного эскорта шла во Владивосток, туда же прилетела из Петрограда представительная делегация Главного штаба ВМФ СССР и НИИПК, возглавлял которую контр-адмирал Рудницкий…
Хороший аппетит гостя – сердцу хозяйки услада. Михаил Алексеевич Рудницкий вовсю старался соответствовать, но чувствовалось, что к концу обеда это ему даётся всё труднее. Любовь Берсенева с нарастающим беспокойством следила, как гость с трудом справляется с последним куском особым способом приготовленной красной рыбы, но при этом не забывает нахваливать угощение. Слава богу, обошлось! Тарелка пуста, нож и вилка победно водружены поверх неё параллельно друг другу ручками вправо. Гость сыт, но хозяйка осмеливается предложить:
– Михаил Алексеевич, может, добавки?
– Благодарю, Любовь Родионовна, но, уж не пеняйте, откажусь. Честно признаться, я вашим прекрасным обедом слегка осоловел. Мне бы в самый раз на воздух…
– Тогда в сад? Вадим, проводи гостя! А чай вам накроют чуть позже, в беседке.
В саду Рудницкий потянул из кармана трубку.
– Я так понял, Вадим Николаевич, у вас в доме не курят? Но здесь вы мне, надеюсь, позволите подымить?
– Сколько угодно, Михаил Алексеевич!
– Спасибо, конечно, но это лишнее. Одной трубки будет в самый раз. Я ведь, знаете, к новым поветриям отношусь с пониманием, и стараюсь себя в общении с табаком ограничивать, но полностью избавиться от сей пагубной привычки, увы, не в силах!
Трубка набита и раскурена. Адмиралы снялись с якоря и не спеша двинулись по дорожке вглубь сада.
– Хорошо тут у вас, – нахваливал Рудницкий. – У меня самого дача под Петроградом, в Терийоках, там тоже замечательно, но, скажу честно, у нас воздух больше тиной пахнет, а тут – океаном!..
Обсудив природу, перешли к делам семейным.
– У вас, Вадим Николаевич, помимо Кирилла, кажется, есть и дочери?
– Да, – кивнул Берсенев. – Александра и Наталья. Обе теперь замужем за морскими офицерами. Один служит в Сов. Гавани, а другой аж в Петропавловске-Камчатском.
– И жёны, естественно, при них? – уточнил Рудницкий.
– Как и положено офицерским жёнам, – подтвердил Берсенев.
– Ну да, конечно… – кивнул Рудницкий. – А вы знаете, Вадим Николаевич, я ведь на Кирилла до сих пор сердит, что он пренебрёг приглашением работать у меня в институте.
– Пренебрёг, говорите… – Берсенев внимательно посмотрел на Рудницкого. – А ведь он, Михаил Алексеевич, мне тогда звонил, советовался. И знаете, какой из его аргументов в пользу флота произвёл на меня наибольшее впечатление?
– Интересно, скажите, если не секрет, конечно.
– Теперь, пожалуй, уже не секрет. Он сказал: Я, отец, когда профессию выбирал, факультетом не ошибся. Подводник должен плавать под водой, а не протирать форменные брюки в лаборатории! Вот как сказал.
– Мальчишка! – выкрикнул в сердцах Рудницкий. – Никакого прагматизма – одна романтика! Простите, Вадим Николаевич, – опомнился Рудницкий, – Просто я возлагал на Кирилла большие надежды…
– А разве он их хотя бы частично не оправдал? – вступился за сына Берсенев. – Вы ведь сами давеча хвалили его отчёты, присланные с борта лодки.
– Хвалил, – кивнул Рудницкий. – И от слов своих не отказываюсь. Скажу больше. В них отчётливо проглядывает будущая кандидатская диссертация!
– Ну вот, видите! – воскликнул Берсенев.
– Да что я вижу, Вадим Николаевич! – Рудницкий в досаде махнул рукой. – Вы ведь в курсе, что мы, я имею в виду НИИ Подводного Кораблестроения, вслед за НИИ Военного Кораблестроения открываем во Владивостоке филиал? Да что я спрашиваю, конечно, в курсе! Вы ведь не просто командующий Тихоокеанским флотом Союза, Вы, говоря высоким штилем, «око государево» в Дальневосточной республике.
– Добавьте сюда ещё и членство в комиссии по вооружению при ГКО, – улыбнулся Берсенев.
– И это? – удивился Рудницкий. – Не знал… Был бы в шляпе, ей-богу, снял бы перед вашей комиссией! Конкретно за программу развития перспективных видов вооружения. Ответьте честно, вы, когда пять лет назад включали в программу управляемые ракеты повышенной дальности и крейсерские подводные лодки дальнего радиуса действия, подразумевали в будущем объединение двух этих проектов в один?
– Иначе говоря, предполагала ли комиссия в будущем использовать крейсерские подводные лодки в качестве ракетоносцев? – уточнил Берсенев. – Да, предполагала.
– Я так и думал, – удовлетворённо кивнул Рудницкий. – Но, позвольте, я вернусь к нашему филиалу…
– Поверить не могу: я дома!
Кирилл плюхнулся на диван, широко бросив руки на спинку. Диван, узнав молодого хозяина, откликнулся мягким гулом пружин.
Насколько хорошо возвращаться в родительский дом после длительной разлуки Кирилл познал ещё в курсантском прошлом. Но вернуться сюда же с войны живым и невредимым закалённым в тяжёлом походе бойцом… Градус восприятия просто зашкаливал! В глазах ещё стояла цветная и шумная встреча, которую устроил «Волкодаву» родной Кириллу Владивосток, а ноздри уже забил струящийся с кухни запах фирменных маминых пирожков. Мама, мамочка, мамуля! Встретила сына на пороге, обняла, расцеловала, и снова к плите – праздник, однако! Сашка, сестрёнка (приехала вчера вечером из Сов. Гавани), снуёт, что твой посыльный катер между залой и кухней, заполняет стол различной снедью, то и дело постреливая в сторону старшего братишки весёлыми глазами. Отец, грозный адмирал Берсенев, взвешивает в руке пузатенький графинчик, наполненный по горлышко полупрозрачной рубинового цвета жидкостью:
– Мамина, фирменная. Не давала притронуться, тебя ждала. Снимем, сынок, пробу?
– Снимем, батя! – Кирилл легко вскочил с дивана.
– Мамино здоровье! – Слегка соприкоснулись хрусталём, и потекла по организму шёлковая струйка. – Хороша наливочка!
– А вот и мы!
В зал входят мама с дочкой, неся в руках последние блюда. Адмирал поспешно прячет графин за спину, но поздно.
– Не утерпел, старый, – укоризненно качает Любовь Родионовна, – самую малость не хватило товарищу адмиралу выдержки.
– Да ладно, мать, – изображает смущение Вадим Николаевич, заговорщицки подмигивая Кириллу. – Мы же по чуть-чуть, пробу снять. Да и пили-то исключительно за твоё здоровье…
– Ладно, – милостиво кивает головой Любовь, – считай, оправдался. Давайте за стол!
… – Как живёшь, сестрёнка, как Михаил?
– Служит Михаил, – пожимает плечами Александра, – что с ним сделается? В героях пока не ходит, как некоторые…
– Некоторые – это кто? – делает вид, что не понимает сестру, Кирилл.
– Да ладно прикидываться, – усмехается Александра. – Давненько столь геройской поступью из похода не возвращались…