– Я ж за вас думаю, юноша, вы ж еще молоды, мозги все, поди, проучили? Давайте каждый уступит, добавит по чуть-чуть. Пусть каждый немножечко потеряет, нельзя же чтобы я один убыток понес. Вы даже ключей не забрали, а уже с чистой прибылью, с какой стати? Вы там у себя в Чжэцзяне уж больно расчетливые. Давайте не будем о деньгах, молодой человек, позвольте мне поделиться с вами некоторым опытом. Я не знаю, что такое быть доцентом. У меня нет такой высокой степени, но на себя работать это ж почти то же самое, в двадцать-тридцать с лишним самое время вкалывать. В какой суд вы мне тут предлагаете подать? Сами подумайте, разведете волокиту, а работать когда? Каждый день будете отгулы просить, по судам со мной бегать? Через год-два все доценты, которые с вами начинали, полными профессорами станут. А вы что? Верно же?
– Денег нет? Да не упрямьтесь вы так, не поверю я, что вы, такой молодой и уже доцент, таких денег не наскребете… Ой, вот не затирайте мне, я хоть и без степени, но не дурак же. Человек в среднюю школу идет работать, и ему на проживание рядом дают несколько миллионов, а сколько стоит доцент в престижном университете? Вот и все, жду, когда вы вернетесь из командировки. Уступлю еще, двести восемьдесят заплатите мне. Двести восемьдесят тысяч, больше мне нечего сказать.
Ван Хайчэн смотрел на огромное зеркало FAST'а, но в голове вертелась только квартира. Всего лишь место площадью в пару десятков квадратных метров, разве это много? Из всех, кто в тот год поступал на астрономический факультет и занимался исследованиями в этой сфере, остался лишь Ван Хайчэн. Фундаментальные научные исследования – вопрос таланта, а вовсе не упорства, из более чем сотни преуспеть может только один, и то не всегда. На встрече одногруппников Ван Хайчэна неизбежно наполовину в шутку, наполовину всерьез называли надеждой всея группы, и он сам понимал, что заслужил это звание. Молоденький доцент, а уже национального масштаба, неплохо так, да?
А что потом? У всех сокурсников уже были и машина, и дом, и жена, и дети. А он сам? А ему все это было не по карману.
Может, он и правда переучился. Ван Хайчэн никогда раньше не уделял таким вещам должного внимания и думал только о собственных исследованиях. Когда он входил в кабинет, его мир начинал измеряться световыми годами. Сигналам с безбрежного неба миллионы лет, и неизвестно, существуют ли до сих пор эти сияющие звезды. Всю Землю, нет, всю Солнечную систему в масштабах Вселенной даже пылинкой посчитать нельзя. Ван Хайчэн постоянно изучал рождение и гибель звезд размером с десятки тысяч солнц, взрывы, освещавшие половину созвездий, и гравитационные волны. И если Землю, нет, всю Солнечную систему забросить в те места, то все, что люди считают божественным и несокрушимым, будет разорвано на атомы меньше чем за тысячную долю секунды, излучится в виде гравитационных волн, и от него не останется и следа.
Насколько велик дом площадью в десятки квадратных метров в астрономическом пространстве, которое Ван Хайчэн любил с детства? Он попытался найти перцептивный контраст, но обнаружил, что тот слишком мал для формирования концепции. Но сейчас деньги внезапно захватили его мир, вытеснив Вселенную, для сравнения с которой требовались научные системы исчисления.
За неделю до того, как хозяин квартиры позвонил ему, чтобы попросить больше денег, он болтал онлайн со своим другом, доктором Чэнь Хуа. Тот проходил собеседование на должность преподавателя в нескольких университетах и планировал по возвращении на родину пройти собеседование еще и в Цинхуа, до которого добирался рейсом через Гуандун, где ему и Ван Хайчэну выпала возможность пересечься. В тот день Чэнь Хуа сказал ему, что не поедет в Цинхуа, а только в Токийский университет, а затем вернется в Соединенные Штаты. Чэнь Хуа отказался от должности в Цинхуа по совершенно банальной причине, в отличие от всех других кандидатов. Когда они говорили об этом, не прозвучало ни слова о теоретической физике, единственным основанием было: «Да как можно рядом с Цинхуа квартиру купить?»
Если месяц не пить и не есть, можно ли на университетскую зарплату купить поблизости квартирку с гулькин нос? И это еще по текущим ценам, а не по тем, когда удастся скопить на первоначальный взнос.
Как уроженцу Чжэцзяна Ван Хайчэну противнее всего было каждый год возвращаться в родной город, где всегда находились люди с ехидным вопросом: «Что толку столько учиться?» Раньше у него находились тысячи способов уклончиво парировать такие выпады, но теперь он действительно не знал ответа. Всю жизнь он учился на доктора, но при этом денег в принципе не имел. Даже на первоначальный взнос ему всеми силами копили домашние.
Доктор Чэнь Хуа опубликовал две статьи в главном научном журнале, и что с того? Лучший университет страны пригласил его обратно в Китай, и что дальше?
Странно, разве они не были лучшими людьми в стране? Одними из тысячи – это же не преувеличение, верно? Ван Хайчэну было уже тридцать, и, выйдя из лаборатории в реальный мир, он открыл глаза и обнаружил, что все, во что он верил с детства, будто сыграло с ним злую шутку.
Однако сейчас во всех СМИ уже внушают, что, если семья без денег и родословной, путь в фундаментальную науку заказан, независимо от того, идет ли речь о гуманитарных или естественных областях.
Осажденный докучливыми мыслями, Ван Хайчэн перевел взгляд на огромный зеркальный, похожий на вок массив и внезапно испытал странное чувство. Он сразу понял, почему влюбился в астрономию, но почувствовал, что не осилит эту стезю. Астрономия похожа на телескоп. Она пассивна, она получает информацию. Глазами – прекрасно, телескопом Галилея – тоже сойдет, оптическими зеркальными телескопами в обсерватории – да за милую душу, радиотелескопом – вообще мечта. Диаметром десять метров – чудесно, сто метров – превосходно, пятьсот – и их туда же. Слушай, принимай, понимай, вот и все. Ты не можешь управлять Вселенной, не можешь замедлить ход Земли вокруг Солнца до трехсот дней, не можешь сделать так, чтобы комета Галлея прилетала раз в десять лет, не говоря уже о том, чтобы остановить Млечный Путь и заставить его вращаться в противоположную сторону.
Космос не знает сострадания, все сущее для него – лишь никчемная пылинка.
Но в нынешнюю эпоху пассивных слушателей просто вышвыривают. Нужно слушать, поднимется ли цена на недвижимость, выбирать, когда покупать квартиру, а когда продавать, нужно ругаться с хозяином о доплате. Если не будешь кричать, тебя ждет печальный конец.
Бай Хунъюй слышала о переживаниях наставника и потому с тех пор, как они отправились в путь, старалась излучать спокойствие, чтобы не тревожить его, – впрочем, не слишком успешно. Она никогда прежде не видела научного руководителя таким. Он всегда казался беззаботным, до одури любил резаться в компьютерные игры, – а теперь был хмур и подавлен, и глаза его были пусты. Она даже забеспокоилась о том, не споткнется ли он, не упадет ли, когда они подойдут к FAST'у. Эта бредовая картина почему-то прочно засела у нее в голове.
Радиотелескоп на самом деле похож на мощный радиоприемник. Если отфильтровать радиосигналы, приходящие со всех сторон, остается удивительно малый угол, в котором удается обнаружить слабое космическое радиоизлучение с помощью высокочувствительного приемника, представляющего собой огромную антенну в форме сферического зеркала. В этом минимальном угле, как раз соответствующем конусообразной области неба, в которой исследователям раскрываются секреты Вселенной, уходят вовне и радиоволны от устройства передачи.
Чем больше антенна, тем выше чувствительность сигнала и тем больше вероятность того, что всплывет не распознанная ранее информация. Но радиосигналы не похожи на видимый свет. Если не анализировать данные, то они останутся просто рябью на куче осциллографов, которую нужно расшифровывать через алгоритмы. По большому счету, Ван Хайчэн был астропрограммистом в центре обработки данных: он разрабатывал алгоритмы, писал код, а затем анализировал данные.
Радиоволны Вселенной копили десятилетиями, а потом анализировали и искали изменения в сравнении с обычными данными – не поменялось ли чего. FAST был мегацентром и радионаблюдений, и обработки гигантских баз данных, которые были многократно отфильтрованы с помощью самых разных алгоритмов. Этот метод в миллион раз лучше, чем пялиться в окуляры и фотографии, как делали раньше. Смотреть в телескоп в поисках новых звезд – это все равно что больному катарактой высматривать в прерии, куда ушло стадо.
С работой такого уровня современные телескопы справляются за сотые доли секунды. Причина нынешней поездки состояла том, что Ван Хайчэн предложил новый алгоритм для лучшей фильтрации и анализа электромагнитных волн длиной около 21 см.
Электромагнитная волна длиной 21 см – признак того, что нейтральный водородный атом совершил внезапный переход из возбужденного состояния в стабильное и возникло нехарактерное излучение. Водород – самый распространенный основной элемент во Вселенной. После Большого взрыва, когда Вселенная начала остывать, первым элементом, с которым объединились элементарные частицы, стал водород. Но в пределах современного космологического горизонта подавляющее большинство водородных элементов относится к звездным структурам и находится в среде ядерного синтеза. Поэтому Юпитер, нейтрально-водородная планета, где водород полимеризуется, но не синтезируется, имел большое значение для понимания структуры Вселенной. Именно такую задачу Ван Хайчэн ставил перед Бай Хунъюй на занятиях – найти планеты-гиганты, похожие на Юпитер.
После того как алгоритм реализовали в центре обработки данных, им на время оказалось нечем заняться. В супервычислительном центре, который обрабатывал поступавшие с FAST'а данные, на очереди всегда полно задач. Согласно обычному протоколу, его вычислительные мощности распределяются в соответствии со списком приоритетов. Вновь добавленный алгоритм таким образом будет тихонько считывать и обрабатывать старые показатели, записанные FAST'ом, а Ван Хайчэну и его команде нужно будет просто дождаться результатов этой обработки.