Ни профессор Ань, ни Бай Хунъюй не выказывали радости, а лишь горько улыбались.
– Я вам столько разного наговорил, старый зануда, а на самом деле имел в виду вот что: генная модификация – это нормально, и нынешняя штука – это тоже нормально. На самом деле, это, один черт, просто веревка. Она существует, и кто-нибудь обязательно потянет за нее. Если не я, то кто-то другой. Веревка будет становиться все толще и толще, и вытягивать вы будете все более важные вещи. И чем больше вытащите, тем больше людей будут бояться и ненавидеть вас. Позже я понял, что люди совсем не изменились. Все, что появилось, когда нам было меньше десяти лет, мы считаем непреложным историческим памятником. От десяти до двадцати лет – великими изобретениями, которые изменят историю человечества. А то, что появились после двадцати, – реакционным, ужасным и античеловечным. Люди боятся всего нового, что видят во взрослой жизни. Более ста лет назад люди боялись камер, потому что камеры «похищали их души», они боялись железных дорог, потому что те разрушали гармонию фэншуй, а теперь боятся химии, ГМО и сигналов Wi-Fi. – Профессор Ань взглянул на Бай Хунъюй. – Ровно то, что вы сказали. Люди на самом деле нисколько не продвинулись в развитии, поэтому гибридизация – это хорошо, прививка – хорошо, радиационная селекция – хорошо, а генная модификация – плохо. Не потому, что они разбираются в гибридизации, прививках и радиационной селекции, а потому, что слышали эти названия до окончания средней школы. Мы так же глупы, предвзяты и невежественны, как и сотни лет назад.
Профессор был так взволнован, когда произнес слова «генная модификация», что несколько человек за соседним столиком даже обернулись, чтобы посмотреть на него. Ван Хайчэн немного забеспокоился, не найдется ли среди них экстремист, который захочет немедленно «позаботиться о том, чтобы он сам сперва остался без потомства». К счастью, сравнив телосложение окружающих его людей и профессора Аня, чья боевая мощь составляла килограммов эдак сотню, скорее сталось бы, что окружающие не рискнут подойти и поднять шум.
Тревога была мимолетной, зато Ван Хайчэн понял одну вещь.
Профессор Ань вновь потряс телефоном:
– У меня жена и дети, мне есть о чем беспокоиться.
Его лицо раскраснелось, и алкоголь наконец возымел некоторый эффект, внушив профессору чувство гордости за собственные подвиги.
– Я ж, вообще-то, добрый монгольский молодец, никого не боюсь, ни в бога, ни в черта не верю, и плевал я на этого гребаного инопланетного творца, не нужно бояться, я буду действовать, не буду тварью дрожащей! Эх, проблема в том, что вот так вытягиваешь веревку все толще и толще, и не знаешь, как вообще сделали этот набор веревок… – Он сделал паузу и перешел на английский: – Supreme Being. Что оно, черт возьми, привязало к концу веревки? На самом деле, я не беспокоюсь об этом. Но я знаю, что это то, чего больше всего боитесь вы.
В этом месте он посмотрел на Ван Хайчэна. За многие годы работы профессор изучал бесчисленное количество людей, будь то маргиналы из низших классов или интеллектуалы, и потому мог прочитать любого с первого взгляда.
– Чего я больше всего боюсь, так это того, что, чем бы это ни оказалось, когда его вытащат, мир перевернется вверх дном. Они только сперва привяжут самую тонкую веревку, и причина одна… – Чудесное сияние, исходившее от профессора, заметно охладело. – Вот почему Supreme Being не могло поднять вещи, которые нужно было вытянуть с помощью каната, с самого начала. И поэтому, когда человек начнет сматывать трос и в конце концов вытянет то, что привязано к канату, не будет иметь значения, что произойдет. Люди не вспомнят о трансцендентном существе, потому что ничего не смогут с ним поделать. Они припишут все радикальные перемены одному человеку. Если мир будет думать обо мне как о том, кто тянет за веревку, что люди сделают со мной? Что сделают с моей семьей?
Профессор Ань Сэньцин тяжело вздохнул, сопровождая выдох мощнейшими спиртовыми парами:
– Когда канат будет готов, кто-нибудь обязательно потянет за него. История всегда одинакова. Ведь есть же известная присказка…
– Просто потому, что он есть, – хором произнесли все трое.
Они переглянулись, засмеялись. Все трое немного перебрали.
– Вы боитесь необъяснимого звездного неба над головой, а я боюсь земли под ногами. Она похожа на разбитый шар, и если идти до конца в одном направлении, то вернешься к гребаной исходной точке. Кто-то обязательно потянет за канат, но этим человеком я быть не могу, – профессор Ань хлопнул одной рукой по плечу Бай Хунъюй и воскликнул: – Среди нас только ты, девочка, настоящий мужик и воин!
Вечером туман в Чжухае расплескался, как прилив. Поднимая голову, никто не мог сказать, серая мгла или облака отсекают все, что выше десяти метров. Как и сказать, что еще скрывалось там, за густой дымкой, ожидая, когда они выйдут из забегаловки на улицу.
Глава пятнадцатая
Профессор Ань Сэньцин подал заявление в тот же вечер. После множества сложных бесед, проверок и процедур снятия секретности он на второй неделе наконец покинул Чжухай и вернулся в Нанкин.
Перевод исходной информации из 60 К-излучения был завершен, и теперь ее объем увеличился в тысячи раз, превратившись в генетические данные. В рабочей тетради профессор Ань написал: «Хотя это полностью противоречит структурным характеристикам ДНК существующей жизни на Земле, я думаю, что эту информацию следует экспрессировать как генетическую информацию жизни». Это был официально напечатанный текст, но рядом небольшая строчка, написанная от руки: «Возможно, нам придется столкнуться с тем, что определило законы земной жизни».
Согласно вердикту профессора Аня, генетическую информацию следовало культивировать в виде целостной генетической структуры ДНК самостоятельной жизни. Всего за полдня план был одобрен комитетом по науке и технике с главным во главе. Получить одобрение на таком уровне в такие сроки было совершенно немыслимо.
Одновременно с уходом профессора Аня был официально запущен проект расшифровки генов, и вместе с тем детализированы его нужды. Комитет по науке и технике взял на себя инициативу по набору лучших научных работников страны, и в то время у проекта не было даже кодового названия. Когда о нем спросили Ван Хайчэна, у того не нашлось никаких идей, зато вперед выскочила Бай Хунъюй и воскликнула:
– Звезды! Наш поход, наша судьба, наша гавань. Как насчет проекта «Звезды»? Давайте так назовем?
Ван Хайчэн посчитал идею достойной, ведь источником сигнала было облако Дайсона, обнаруженное среди далеких звезд.
Вот так и был официально запущен проект «Звезды».
Постепенно Ван Хайчэн перешел от роли ведущего лидера к наблюдателю, точнее, вернулся на место, где должен был находиться. В процессе смены должностей он особенно восхищался Чжао Канем, инфотехником, который скромно отдавал все силы работе, оказывал всем посильную IT-поддержку и никогда не кичился сделанным им великим открытием, как будто это был какой-то пустяк.
Ван Хайчэн понял, что, по сути, мало чем отличается от Чжао Каня, ведь он тоже нашел все эти штуки по чистой случайности. Он был обычным дилетантом и в криптографии, и в теории информации, и в биотехнологиях. Корреляционные исследования в теоретической астрономии и физике в рамках данного проекта все больше и больше отходили на второй план, все больше напоминали задачу из инженерной области, а не теоретические исследования. Источником сообщения стали фоновые знания астрофизики, которые теперь переплавились в дамоклов меч, зависший над головой.
И относительно того, как с ним обращаться, у Бай Хунъюй и Ван Хайчэна вскоре возникли серьезные разногласия. Бай Хунъюй не могла понять страха Ван Хайчэна, а Ван Хайчэн не мог понять фанатизма Бай Хунъюй. Возможно, из-за того, что в реальной работе по проекту им осталось не так много места для участия, – но в любом случае споры между ними становились все ожесточеннее.
– Такое чувство, что мы вчера вместе делали Национальную революцию, а сегодня выясняется, что ты вступила в Гоминьдан, а я – в Коммунистическую партию, – сказал однажды Ван Хайчэн ученице.
– Учитель, вы как-то одряхлели раньше, чем состарились! – улыбнулась ему Бай Хунъюй. – Боитесь всего на свете, а ведь вы даже не профессор Ань, у вас нет ни жены, ни детей, – слова вырвались сами собой, и она тут же поняла, что опять сморозила глупость.
Да, ни жены, ни детей, ни дома – ничего у него не было, и это его терзало.
Ему было вопиюще невыносимо бездельничать посреди кипящей работы, и потому волей-неволей пришлось решать проблему, которую он всеми силами избегал: геморрой с чертовой квартирой.
Он уже нашел адвоката для судебных разбирательств по недвижимости, но до сих пор неоднократно откладывал встречу под предлогом, что слишком занят и времени на нее нет. Адвокат несколько раз уговаривала его и даже, не выдержав, сказала:
– Разве это мне нужно? Квартира-то ваша!
И тогда ему пришлось вновь отправиться в фирму на встречу с юристом.
Фамилия адвоката была Ма, и она была уроженкой Чжухая с типичным кантонским лицом, невысокая и худощавая, на вид проницательная, из тех, с кем шутки плохи, в общем, выглядела похожей на внесудебного экономического юриста. Адвокат Ма уже досконально изучила предоставленную информацию, за годы работы у нее накопилось немало подобных дел, настолько, что они практически стали ее специализацией. На самом деле, более десяти лет назад она и подумать не могла, что будет специализироваться на судебных разбирательствах по недвижимости, особенно с учетом того, что раньше Чжухай был самым чистым и беспроблемным городом в Гуандуне – рынок недвижимости там был стабильным, и цены не росли. Но с тех пор, как Хэнцинь превратился из отдаленной рыбацкой деревушки в анклав Макао, а потом достроили и открыли для движения мост Чжухай – Гонконг – Макао, Чжухай внезапно превратился из не слишком успешной особой экономической зоны в задний двор, примыкающий к Шэньчжэню, Гонконгу и Макао, и цены на жилье всего за ночь взлетели в несколько раз. Вместе с ними многократно увеличилось и количество судебных тяжб, а адвокат Ма стала звездой на этом поприще.