Хант откинулся на спинку кресла, достал сигарету из стоявшей на столе коробки и бросил ручку на свой блокнот. Ему и сейчас были не по душе догматичные взгляды профессора, хотя вместе с тем он прекрасно понимал, что живых людей, которые бы могли сравниться с Данчеккером в плане успехов на академическом поприще, можно было буквально пересчитать по пальцам. К тому же Хант не был специалистом в этой области. Его главная претензия заключалась в другом – в истине, которую он воспринимал безо всяких прикрас, не делая попыток одурачить себя ложными отговорками: Данчеккер его попросту бесил, с какой стороны ни посмотри. Сам он был слишком худым; его одежда казалась чересчур старомодной, и носил он ее так, будто вывешивал на просушку. Его анахроничные очки в золоченой оправе выглядели просто смехотворно. Его речь звучала слишком формально. За свою жизнь он, наверное, ни разу не рассмеялся. «Пустой череп, упакованный в кожу», – подумал Хант.
– Позвольте напомнить, – продолжил Данчеккер. – Homo sapiens, современный вид человека, относится к типу позвоночных. То же самое верно и для всех млекопитающих, рыб, птиц, амфибий и рептилий, которые когда-либо ходили, ползали, летали, скользили или плавали в каждом из уголков Земли. Все позвоночные похожи в плане общего строения тела, которое оставалось неизменным на протяжении миллионов лет, несмотря на внешние, специализированные адаптации, которые, на первый взгляд, лишь разобщают окружающие нас бесчисленные виды живых существ.
Общий план строения тела позвоночных таков: внутренний скелет, состоящий из костей или хрящей, и позвоночный столб. У позвоночных есть две пары конечностей, которые могут быть как хорошо развиты, так и предельно упрощены; то же касается и хвоста. У них есть сердце, которое располагается в центральной области тела и состоит как минимум из двух камер, а также замкнутая система циркуляции крови, содержащая красные кровяные тельца с гемоглобином. У них есть спинной нервный ствол, который на одном из концов расширяется, образуя головной мозг из пяти отделов. У них также имеется полость, в которой располагается система пищеварения и большая часть жизненно важных органов. Все позвоночные удовлетворяют этим принципам, а значит, родственны друг другу.
Профессор сделал паузу и огляделся по сторонам, как если бы вывод был слишком очевиден, чтобы требовать какого-либо резюме.
– Другими словами, строение Чарли целиком и полностью указывает на его прямое родство с миллионом наземных видов животных – вымерших, ныне живущих и будущих. Более того, историю всех земных позвоночных, включая и нас самих, и Чарли, можно проследить в прошлое, опираясь на неразрывную цепь промежуточных ископаемых, которая доказывает, что все они унаследовали общие черты строения тела от самых ранних известных предков позвоночной линии, – голос Данчеккера становился все громче, – от первой костной рыбы, появившейся в океанах девонского периода палеозойской эры более четырехсот миллионов лет тому назад! – Он снова сделал паузу, дав остальным время прочувствовать его последнюю реплику, после чего продолжил: – Чарли во всех отношениях – такой же человек, как вы или я. Можно ли в таком случае сомневаться в нашей с ним общности позвоночного наследия, а значит, и наших предков? А если у нас общие предки, значит, общим, вне всякого сомнения, должно быть и место нашего происхождения. Чарли – выходец с Земли.
Данчеккер сел и налил себе стакан воды. Вслед за его речью в зале разразился настоящий гул из шепчущих и бормочущих голосов, который время от времени прерывался шуршанием бумаги и звоном стаканов с водой. То тут, то там слышался скрип кресел, когда чья-нибудь затекшая конечность меняла положение, занимая более удобную позицию. Женщина-металлург, сидевшая на одном из концов стола, жестикулировала, обращаясь к своему соседу. В ответ тот пожал плечами, показал пустые ладони и кивнул в сторону Данчеккера. Его собеседница развернулась и обратилась к профессору:
– Профессор Данчеккер… Профессор…
Ее голос достиг слуха собравшихся. Фоновый шум затих. Данчеккер поднял глаза.
– У нас здесь разгорелась небольшая дискуссия – возможно, вы захотите дать комментарии. Разве Чарли не мог появиться на свет в результате параллельной эволюции где-нибудь в другом месте?
– Меня тоже интересует этот вопрос, – присоединился еще один голос.
Прежде чем ответить, Данчеккер на мгновение нахмурился.
– Нет. Вы, полагаю, упускаете из виду тот факт, что в основе эволюционного процесса лежит последовательность случайных событий. Каждое из ныне живущих существ представляет собой результат цепочки успешных мутаций длиной в миллионы лет. И самый важный момент, который здесь нужно уяснить, заключается в том, что каждая дискретная мутация – это чисто случайное событие, вызванное ошибками генетического кода и смешением половых клеток родителей. От среды, в которой рождается такой мутант, зависит, выживет ли он, чтобы произвести на свет потомство, или же исчезнет с лица Земли. Таким образом происходит отбор: часть новых признаков сохраняется и становится основой для дальнейших улучшений, другие – сразу же искореняются, третьи – разбавляются за счет скрещивания разных вариаций.
Некоторым людям до сих пор сложно согласиться с этим принципом – что, как мне кажется, в первую очередь, объясняется их неспособностью вообразить временные масштабы и числа, выходящие за рамки тех, что встречаются в нашей повседневной жизни. Напоминаю, что речь идет о миллиардах миллиардов комбинаций, образующихся на протяжении миллионов лет.
Партия в шахматы начинается всего с двадцати допустимых ходов. Но, хотя в каждый момент игроку приходится иметь дело лишь с ограниченным набором вариантов, количество возможных расстановок фигур после всего лишь десяти ходов выражается астрономическим числом. А теперь представьте количество перестановок, которые могут возникнуть, если игра будет длиться миллиард ходов, а у игрока будет миллиард возможных вариантов хода. Это и есть игра в эволюцию. Было бы чересчур наивным предполагать, что две независимые последовательности могут привести к идентичному результату. Законы вероятности и статистики непреклонны, когда речь идет о достаточно больших наборах данных. Законы термодинамики, к примеру, есть не что иное, как выражение наиболее вероятного поведения молекул газа, но числа, которыми они оперируют, настолько велики, что мы с полной уверенностью принимаем их в качестве строгих правил; наши наблюдения ни разу не зафиксировали существенного отклонения от этих постулатов. Существование упомянутой вами параллельной линии эволюции настолько маловероятно, что скорее тепло начнет передаваться от чайника к огню или все молекулы воздуха соберутся в одном углу, отчего все мы самопроизвольно разлетимся на кусочки. Да, с математической точки зрения вероятность параллелизма не равна нулю, но она так невообразимо мала, что ее дальнейшее рассмотрение не имеет никакого смысла.
В этот момент к спору присоединился молодой инженер-электронщик.
– Нельзя ли отнести это на счет Бога? – спросил он. – Или, по крайней мере, некой направляющей силы или принципа, которые пока что недоступны нашему пониманию? Разве одного и того же замысла нельзя достичь двумя разными, изолированными друг от друга, эволюционными линиями?
Данчеккер покачал головой и улыбнулся почти что добродушной улыбкой.
– Мы ученые, а не мистики, – ответил он. – Один из фундаментальных принципов научного метода гласит, что новые, неподтвержденные гипотезы не заслуживают рассмотрения до тех пор, пока наблюдаемые факты получают адекватное объяснение в рамках существующих теорий. Многие поколения исследований не выявили ничего, хотя бы отдаленно напоминающего вселенскую направляющую силу, а поскольку наблюдаемые факты имеют адекватную трактовку в рамках упомянутых мною общеизвестных принципов, нет никакой необходимости привлекать или изобретать новые объяснения. Представления о направляющей силе или вселенском плане существуют лишь в сознании заблуждающегося наблюдателя, но никак не в самих наблюдаемых фактах.
– Но допустим, что Чарли окажется пришельцем с другой планеты, – настаивал металлург. – Что тогда?
– А! Что ж, это была бы совсем другая история. Если бы нам каким-то иным способом удалось доказать, что раса Чарли действительно возникла не на Земле, параллельную эволюцию пришлось бы признать как наблюдаемый и не поддающийся сомнению факт. Поскольку данный факт невозможно объяснить в рамках существующей модели, это бы доказало крайнюю несостоятельность общепринятых теорий. Именно тогда нам следовало бы поразмыслить над новыми факторами. Возможно, что в таком случае сюда бы вписалась и ваша вселенская направляющая сила. Но всерьез рассматривать подобные идеи на данном этапе – это, говоря начистоту, все равно что пытаться бежать впереди паровозного дыма. Поступая так, мы были бы виновны в нарушении одного из самых фундаментальных научных принципов.
Кто-то еще из участников попытался атаковать профессора с другой стороны.
– Что, если речь идет не о параллельных, а конвергентных эволюционных линиях? Возможно, принципы отбора действуют таким образом, что различные линии развития сходятся друг с другом, стремясь к одному и тому же оптимальному результату. Другими словами, они изначально движутся в разных направлениях, но рано или поздно упираются в одно и то же наилучшее конструктивное решение. К примеру… – Он замешкался в поисках аналогии. – К примеру, акулы – это рыбы, а дельфины – млекопитающие. Они произошли от разных предков, но в итоге приобрели более или менее одинаковую форму.
Данчерккер вновь твердо покачал головой.
– Забудьте об идее совершенства и идеальных конечных решений, – сказал он. – Вы снова, сами того не подозревая, попадаете в ту же самую ловушку вселенского замысла. Человеческое тело далеко не так идеально, как вы себе, должно быть, представляете. Природа не производит на свет лучшие решения – она пробует все, что получится. Единственное условие отбора – способность выжить и оставить потомство. Видов, которые вымерли, так и не придя к процветанию, куда больше, чем выживших – гораздо, гораздо больше. Упустив из виду этот факт, можно легко представить себе предначертанное стремление к некоему идеалу – все равно что смотреть сверху вниз на древо жизни в его теперешнем виде, уже зная о нашей собственной, успешной ветви, но забывая о бесчисленных ответвлениях, которые так ни к чему и не привели.