Доктор В. Хант, база «Копёр», Ганимед. Конец трансляции.
Глава 24
Долгожданные ответы на вопросы о том, откуда взялись лунарианцы и как они оказались там, где в итоге были обнаружены их останки, подняли в научном сообществе настоящий ажиотаж и спровоцировали новую волну лихорадочной деятельности в среде новостных СМИ. Объяснение Ханта казалось полным и логически непротиворечивым. Контраргументы и возражения можно было пересчитать по пальцам; новая гипотеза почти не оставляла места для разногласий.
Итак, поставленная перед Хантом задача была полностью выполнена. По всей планете, понятное дело, будут еще долго продолжаться междисциплинарные исследования, однако официальное участие КСООН в этом вопросе более или менее подошло к концу. В итоге проект «Чарли» свернули. На повестке дня оставался недавно стартовавший проект по изучению ганимейцев. И хотя Хант еще не получил каких-либо формальных указаний с Земли, интуиция подсказывала, что Колдуэлл не станет впустую тратить возможности, открывшиеся благодаря его присутствию на Ганимеде в тот самый момент, когда лунарианцы переставали быть центром внимания, постепенно уступая свое место ганимейцам. Другими словами, ему еще не скоро доведется попасть на борт крейсера, держащего курс к планете Земля.
Спустя несколько недель после публикации предварительных заключений КСООН находившиеся на Ганимеде ученые НавКомм устроили праздничный ужин в офицерской кухне-столовой на базе «Копёр», чтобы отметить успешное завершение одной из главных задач проекта. Вечер достиг той теплой и расслабленной стадии, которая наступает, когда со столов уже убрали последние блюда и пришла очередь сигар и ликеров. Словоохотливые компании стояли и сидели в самых разных позах и у бара, и вокруг столиков, а пиво, бренди и марочные портвейны едва ли не текли рекой. Хант проводил время у бара вместе с группой физиков, обсуждая последние новости насчет ганимейского полевого двигателя; другая компания позади них тем временем дискутировала о том, насколько вероятным было создание мирового правительства в ближайшие двадцать лет. Данчеккер большую часть вечера казался чересчур тихим и замкнутым.
– Вик, если подумать, то этот двигатель можно превратить в абсолютное оружие межпланетной войны, – говорил один из физиков. – Основанное на тех же принципах, но куда мощнее и с гораздо более локальным и интенсивным эффектом. Оно бы породило черную дыру, которая бы никуда не исчезла, даже затянув создавший ее генератор. Только представь, искусственная черная дыра. Остается только прикрепить это устройство к подходящей ракете и выстрелить в планету, которую ты по каким-то причинам невзлюбил. Дыра провалится в центр и уничтожит планету изнутри – остановить ее будет просто невозможно.
Хант выглядел заинтригованным.
– Хочешь сказать, это действительно могло бы сработать?
– В теории – да.
– Боже, и сколько же времени потребуется, чтобы уничтожить целую планету?
– Пока неизвестно; над этим мы все еще работаем. Но на деле все куда серьезнее. Ничто не мешает тем же методом погасить целую звезду. Просто представь себе такое оружие: одна сингулярная бомба может уничтожить целую солнечную систему. По сравнению с ней нуклонное оружие выглядит детской игрушкой.
Хант начал что-то говорить в ответ, но в этот самый момент кто-то в центре комнаты повысил голос, рассчитывая перекричать гомон беседующих людей. Это был командир базы «Копёр», ставший особым гостем на праздничном ужине.
– Прошу внимания, – обратился он. – Я хочу отвлечь вас всего на минутку. – Умолкнув, собравшиеся повернулись к главе базы. Он оглядел комнату, пока не убедился, что к нему приковано всеобщее внимание. – Сегодня вы пригласили меня на этот праздник, чтобы вместе отметить успешное завершение, пожалуй, одного из самых трудных, самых удивительных и самых плодотворных начинаний, в которых вам когда-нибудь доведется принять участие. На этом пути вам пришлось преодолеть трудности, противоречия и разногласия, но теперь все неурядицы в прошлом. Задание выполнено. Мои поздравления. – Он скользнул взглядом в сторону часов над баром. – Сейчас полночь – подходящее, как мне кажется, время, чтобы произнести тост за того, кто положил этому начало, где бы он сейчас ни был. – Он поднял свой стакан. – За Чарли.
– За Чарли, – отозвался хор голосов.
– Нет! – прогремел из глубины комнаты чей-то твердый и решительный голос. Все развернулись и удивленно взглянули на Данчеккера.
– Нет, – повторил профессор. – За это нам пить еще рано.
В его манерах не было и намека на неуверенность или сожаление. Очевидно, что его поступок был продуман и имел определенную цель.
– В чем дело, Крис? – спросил Хант, отходя от бара.
– Боюсь, это еще не конец.
– Ты о чем?
– Обо всей этой ситуации с Чарли. Есть кое-что еще, о чем я не стал упоминать, потому что у меня нет доказательств. У сделанных нами выводов есть следствие, принять которое будет еще сложнее, чем откровения прошлой недели.
Праздничная атмосфера моментально испарилась. Все вдруг снова настроились на рабочий лад. Данчеккер медленно прошел в центр комнаты и остановился, опершись руками о спинку кресла. С секунду он пристально разглядывал стол, затем сделал глубокий вдох и поднял голову.
– Проблема с Чарли и другими лунарианцами, которой мы еще не коснулись, такова: они были слишком похожи на людей.
Тут и там появились озадаченные лица. Кто-то повернулся к своему соседу и пожал плечами. Все молча перевели взгляд на Данчеккера.
– Позвольте напомнить вам кое-что из фундаментальных принципов эволюции, – произнес он. – Как возникают различные виды животных? Что ж, мы знаем, что вариации внутри конкретного вида связаны с различного рода мутациями. Элементарная генетика говорит нам о том, что при свободном скрещивании, не ограниченном близкородственными связями, любой новый признак имеет склонность размываться и исчезает из популяции в течение нескольких поколений. Тем не менее, – голос профессора стал до крайности серьезным, – когда разные части одной и той же популяции теряют возможность скрещиваться друг с другом в силу изоляции – например, из-за географического разделения, сегрегации по поведенческим признакам или сезонных различий, скажем, во времени спаривания, – разбавление под действием интербридинга прекращается. Когда внутри изолированной группы возникает новый признак, он не покинет ее пределов и со временем будет лишь закрепляться; таким образом, эта группа, поколение за поколением, начнет отдаляться от другой группы или групп, с которыми она была разделена в результате изоляции. В итоге она станет отдельным видом. Этот принцип является неотъемлемой составляющей идеи эволюции как таковой: изоляция всегда влечет за собой расхождение признаков. Зарождение всех земных видов можно проследить до возникновения тех или иных механизмов изоляции между вариациями одного и того же вида. На примере эндемиков Австралии и Южной Америки можно увидеть, как быстро о себе дает знать дивергенция – даже если исходные группы были изолированы лишь на короткий срок.
Нас, по-видимому, полностью устраивает тот факт, что большую часть последних двадцати пяти миллионов лет две группы земных животных – одна на Земле, другая на Минерве – развивались в полной изоляции друг от друга. Как ученый, который в полной мере признает упомянутый мною принцип, я без тени сомнения могу заявить, что эти виды должны были разойтись друг от друга в эволюционном плане. И это, понятное дело, в равной степени относится и к линиям приматов на обеих планетах.
Он умолк и просто стоял, поглядывая то на одного, то на другого коллегу, чтобы дать им время поразмыслить, а заодно дожидаясь ответной реакции. Наконец на его слова отозвался кто-то из дальнего конца комнаты.
– Да, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал собеседник. – Но к чему эти абстрактные домыслы? Какой смысл утверждать, что эти виды разошлись, когда в реальности ничего подобного не случилось?
Данчеккер широко улыбнулся, обнажив зубы:
– А с чего ты взял, что они не разошлись?
Собеседник протестующе поднял руки:
– Потому что вижу это собственными глазами: расхождения нет.
– И что конкретно ты видишь?
– Я вижу людей. Я вижу лунарианцев. Они ничем не отличаются друг от друга. А значит, никакого расхождения не произошло.
– Разве? – Голос Данчеккера рассек воздух подобно хлысту. – Или же ты исходишь из того же неосознанного допущения, что и все остальные? Позвольте мне еще раз напомнить известные нам сведения, с чисто объективной точки зрения. Я просто перечислю наблюдаемые факты, не делая никаких предположений – осознанных или нет – относительно их связи с общей картиной, которую мы считаем верной.
Первое. Обе популяции были изолированы друг от друга. Факт.
Второе. Сегодня, спустя двадцать пять миллионов лет, мы наблюдаем две группы индивидов – людей и лунарианцев. Факт.
Третье. Между нами и лунарианцами нет никаких различий. Факт.
Так вот, если мы согласны с принципом неизбежной дивергенции, какой же вывод напрашивается сам собой? Спросите сами себя: что должен заключить ученый, столкнувшись с этими фактами и не располагая другими данными?
Данчеккер смотрел на собравшихся, поджав губы и покачиваясь вперед-назад на каблуках. Комнату охватила полная тишина, которую спустя несколько секунд нарушил его тихий, нестройный свист.
– Боже правый!.. – воскликнул Хант. Он, разинув рот, смотрел на профессора с выражением неприкрытого скепсиса. – Никакой изоляции не было, – наконец выдавил он медленным, сбивчивым голосом. – Обе расы должны быть родом с… – Он умолк, не договорив.
Данчеккер с явным удовлетворением кивнул.
– Вик понял, что я имею в виду, – сообщил он остальным. – Видите ли, единственный логичный вывод из перечисленных мною утверждений таков: если сегодня мы наблюдаем две абсолютно идентичные формы, значит, они обе восходят к одной и той же изолированной популяции. Другими словами, если в прошлом две эволюционных линии оказались изолированными друг о