– А, ну да, – говорит он, элегантно прикрывая свою оплошность очаровательной улыбкой, – рада провести время с дочерью Рейдов?
– С Рейган, – отвечаю я.
– Да-да, с Рейган, – повторяет он. Улыбка становится еще шире, он поворачивается к маме и говорит: – Ты все проверила? С этим туристическим лагерем порядок? Девочки будут там в безопасности?
– У них своя охрана и все такое прочее, – говорит мама, – я же тебе рассказывала, ты что, забыл? Миссис Рейд поговорила с хозяевами, и они обратят на нашу группу особое внимание.
– Да-да, я помню, – шепчет отец, с энтузиазмом кивая головой.
Затем улыбается мне и разводит в стороны руки, словно собираясь обнять, что вообще-то странно, потому что между нами это больше не принято, но тут же меняет решение и вместо этого гладит по голове.
– Желаю тебе хорошо провести время, маленькая моя. Будь на связи с Джой и захвати перцовый баллончик на тот случай, если у кого-нибудь из парней окажутся слишком уж блудливые руки.
Да, там будут парни, и я конечно же очень надеюсь, что у них окажутся блудливые руки, но ни за что не скажу об этом отцу, поэтому просто смеюсь, хотя смех мой звучит так же безжизненно, как выглядит его улыбка.
Он натянуто кивает, повисает неловкая пауза.
– Ладно, побегу в банк, увидимся, когда вернешься, – говорит он и, не дожидаясь моего ответа, бежит к двери.
Когда он уходит, я изливаю чувства на маму:
– Вот тебе и здрасьте! Вообще-то я уезжаю на целую неделю. Он это хоть понимает?
Мама поднимает вверх руки, разделяя мое отчаяние:
– Знает. Я говорила ему, что могу сама съездить в банк в обеденный перерыв, но он настоял заняться этим немедленно. Отец просто…
– Ага, переживает, – покорно говорю я.
И что там с этим банковским кредитом? Что-то здесь нечисто. А может, все, к чему бы ни прикоснулся отец, сейчас вызывает у меня подозрения?
– Ладно, забудь о нем, я же здесь, – говорит мама и берет мое лицо в свои ладони, – и мне тебя будет безумно не хватать. А еще я буду каждый день волноваться, поэтому при первой возможности звони или шли сообщения, чтобы отметиться.
– Там далеко не везде сеть ловит, – напоминаю ей я.
Предупреждение об этом мы прочли на сайте гламурного турлагеря.
Она кивает:
– Если от тебя не будет вестей, я не стану звонить в полицию штата. Разве что в полдень в следующую пятницу не увижу тебя перед собой. Добавлю, что в целости и сохранности.
– Насчет «в целости и сохранности» не знаю, но здесь я буду точно. Рейган надо вернуться, чтобы до начала семестра решить вопросы с участием в сборной страны, – напоминаю я ей. – Ну все, мне пора, пойду, надо придерживаться расписания.
Она хватает меня за руку, смотрит на часы, видит время и хмурится:
– Вот черт, мне же надо приготовить комнату для первого пациента.
Вот и отлично, ведь мне, если честно, хочется выйти отсюда одной, до того как Джой решит меня проводить и поздороваться с Рейган. Подобно отцу, она все еще тешит себя иллюзией, что в поход пойдут одни девочки, и я хочу, чтобы так продолжалось и дальше.
– Я передумала. Не надо тебе никуда ехать.
Она слишком сильно прижимает меня к себе и трагично не желает выпускать из объятий.
– Мам, – со смехом отвечаю я, – ты нарушаешь гармонию моей жизненной силы.
– Я говорила, как тебя люблю?
– Сегодня нет. Но ты же купила мне копченую индейку, а что это такое, если не знак любви?
– Я люблю тебя, девочка моя.
– Я тебя тоже, – звучит мой ответ.
Когда она наконец меня выпускает, я поднимаю тяжелый рюкзак и на прощание машу ей рукой.
– Не забывай кормить в обед Андромеду, – напоминаю я ей.
Обычно это моя обязанность, мама дает ей поесть утром.
– Не забуду, – заверяет меня она, когда я уже открываю дверь. – И не писай на обувь, чтобы случайно не спровоцировать какого-нибудь медведя.
– Если я увижу медведя, то просто отключусь от страха, в итоге он подумает, что я умерла.
– Здравая мысль. Да, Зори…
– Что?
– Не осторожничай, будь благоразумной. Желаю тебе хорошо провести время. Ну что, пока?
Я в ответ уверенно киваю ей головой и выхожу на улицу.
Стоит прекрасный летний день. Не жаркий и не холодный. Обалденное синее небо. Волоча рюкзак к бордюру, дорога за которым размечена запрещающими парковку полосками, я испытываю странную смесь радостного предвкушения и тревоги.
Рейган пока нигде не видно, поэтому я решаю в последний раз потренироваться с рюкзаком, перед тем как использовать его в полевых условиях. Я пробовала делать так, когда он был пустой, но теперь, набив его битком, я вынуждена сесть на корточки, чтобы его поднять, причем мне приходится здорово попотеть, чтобы пристроить его на оба плеча. Когда же это наконец удается, я неуклюже пошатываюсь и чуть ли не заваливаюсь назад. И как я собираюсь с такой штуковиной на горбу отправиться в этот гребаный поход?
Такое ощущение, что меня оседлал перекормленный африканский ленивец. Может, если застегнуть на поясе ремень, то…
– Ты неправильно уложила в него вещи, – окликает меня чей-то голос.
Я медленно поворачиваюсь, чтобы действительно не опрокинуться – что вполне возможно, без всяких шуток, – и мне достаточно одной секунды, чтобы увидеть его обладателя. Высокие черные кроссовки «Конверс», черные джинсы с искусно протертыми на коленях дырками и футболка с изображением сердца среди костей просвеченной рентгеном груди.
Леннон сидит на капоте своего катафалка, стоящего в нескольких ярдах поодаль на одном из общественных парковочных мест нашего тупика.
– Тяжелые вещи надо было сложить посередине, там, где спина. Чтобы вес несли на себе не плечи, а бедра. Если уложить все правильно, ты перестанешь напоминать Пизанскую башню.
– Мне не…
Я переношу вес тела на другую ногу и слегка наклоняюсь вперед, едва-едва удерживая тело и не давая ему превратиться в лавину. Черт бы его побрал.
Медленная улыбка Леннона меня бесит. На нем черные, непроглядные очки, поэтому глаз его я видеть не могу, что бесит меня еще больше. Почему он вообще со мной заговорил? Разве вчера я не сказала ему, что ненавижу?
– Что у тебя там? – спрашивает он. – Золотые бруски?
– Телескоп.
– Ты засунула в рюкзак Нэнси Грейс Роман?
Тот факт, что он это помнит, повергает меня в шок.
– Да нет, я взяла с собой портативный.
– Вот оно что. Как бы там ни было, ты уложила его неправильно.
– И я должна поверить тебе только потому, что ты такой эксперт в укладывании рюкзаков? – раздраженно бросаю я.
Он опирается руками о капот за спиной, откидывается назад и подставляет солнцу лицо:
– По правде говоря, я действительно в этом деле эксперт.
– С каких это пор?
– Да уже сто лет. Когда мне было тринадцать, я отправился с мамами в поход по Европе.
Ах да, я совсем забыла.
– Но там вы жили в хостелах.
– В палаточных лагерях тоже.
Верно.
– Плюс три раза в этом году. Три? Погоди, а может, четыре? – говорит он, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе, потом слегка пожимает плечами: – Один раз можно не считать, но тем не менее.
– Ты в этом году ездил в Европу? – удивленно спрашиваю я.
– Да нет, ходил в поход здесь, в Калифорнии. Родители подарили мне на Рождество абонемент на посещение заповедника, а на весенние каникулы взяли в Долину Смерти, где мы разбили лагерь. Я даже прошел курс выживания среди дикой природы.
Чушь какая-то. Это совсем не Леннон. Парень, которого я знала, не любил бывать на свежем воздухе. Да, конечно, большую часть времени мы действительно проводили на улице, вместе гуляя, но это ведь было в городе.
Не успеваю я толком разобраться с этой переменой в Ленноне, превращающемся для меня в Мистера Тайну, как он продолжает.
– Если хочешь, могу помочь тебе упаковать рюкзак по новой, – говорит он, все так же глядя на небо, где в сторону залива плывут белесые шлейфы утреннего тумана – серебристыми полосами на фоне яркой синевы.
Чтобы Леннон Макензи прикасался руками к моим личным вещам? Ну нет, не думаю, дружок.
– Спасибо, не надо.
Лямки рюкзака соскальзывают по рукам, и вот он уже опять на земле.
Затем, в попытке заткнуть ему глотку, я добавляю:
– За мной с минуты на минуту заедут.
– Ну да, я как раз только что получил сообщение. Чего-чего? Нет, погодите, одну-единственную паршивую секунду.
Советы по укладыванию рюкзака. Лагерь в Долине Смерти.
Неоднократные тусовки с Бреттом…
О нет. Нет, нет и еще раз нет.
Он не может быть новым дружком Бретта. Как и тем парнем, который отведет нас к потайному водопаду в Сьерре, расположенному в стороне от проторенных троп. Быть того не может! Рейган знает, что я его сторонюсь. По какой причине даже не догадывается, но в любом случае должна была мне сообщить. Почему она ничего не сказала? Здесь, должно быть, какая-то ошибка.
Когда на парковку влетает темно-синий внедорожник, меня сковывает паника. Леннон небрежно спрыгивает с капота своей машины, плавно приземляясь на ноги. Потом наклоняется, чтобы взять рядом с рулевым колесом что-то недоступное моему взору, выпрямляется и закидывает на плечо красный рюкзак. Верхний наружный карман украшен винтажными пуговицами в стиле панк-рока и ретростикерами национальных парков. К нижней части аккуратно приторочен коврик-пенка с постельными принадлежностями.
Ад кромешный.
Изрыгая электронную танцевальную музыку, синий внедорожник тормозит, скользит юзом, останавливается между нами, и из дверцы со стороны водительского сиденья высовывается светло-каштановая голова Рейган.
– Время гламурных походов, сучата вы этакие! – весело орет она, перекрикивая стереодинамики. – Вещи наверх, в грузовой контейнер. Да пошевеливайтесь!
Мой мозг не в состоянии выдать ни одной связной мысли. Я ловлю себя на том, что глупо смотрю, как Бретт выкатывается из внедорожника и с силой хлопает Леннона по плечу.