Домой.
«Неведомо куда, но только где нас любят и будут ждать…»
Лу стояла и всё никак не могла сдвинуться с места.
Она представила себе, как выглядит со стороны: бродяжка, завидующая тем, кому повезло в жизни. Отирается возле домов, заглядывает в окна, представляя, каково это – спать на настоящей кровати…
Может, Лу просто нужно научиться ценить то, что даёт жизнь? В конце концов, у неё есть крыша над головой. Есть опекун из числа родственников, право на образование и медицинскую помощь. Она живёт в свободной стране, которую не раздирает на части война, а когда вырастет – станет кем захочет.
Голос у Лу в голове шепнул: «Не вырастешь».
Ах да. Точно.
Лу развернулась и пошла прочь. Кошка следовала за ней, как утёнок за тем, кого решил считать мамой.
В это время дня кафе Кэйукая было почти пустым. Лу пришла сюда потому, что не придумала ничего лучше. Дождь из почти тумана превращался в ливень; людям положено прятаться от непогоды, а до кафе было рукой подать. Внутри играла тихая музыка, тёплые жёлтые гирлянды на окнах старались осветить хмурый день. Головы на ветках дерева дзиммэндзю мирно дремали; за столиком под ним сидела девушка с великолепным лисьим хвостом и читала журнал. С обложки надменно улыбалась золотыми губами модель в платье из чёрных павлиньих перьев.
– О, – сказал Кэйукай из-за стойки. – Что-то забыла?
– Ч-что? – не поняла Лу.
– Ну, ты же только-только ушла. Забыла, говорю, что-нибудь?
Лу уже открыла рот, чтобы сказать, что не была здесь с того дня, как Сэл привёл её сюда в первый раз, и что Сэл бросил её, и что Ингрид была права, ненавидя проклятых драконов. Но потом передумала: спорить не было смысла. Даже если время вывернулось так, что Лу вышла из кафе прежде, чем вошла, – не всё ли равно?
– Мне уйти? – просто спросила она.
– Нет, ты чего! – Кэйукай замахал громадными ручищами. – В такой дождь! Сейчас хозяин даже кошку, – он подмигнул пушистой посетительнице, намывающей гостей у порога, – на улицу не выгонит. Оставайся.
Лу молча прошла вглубь кафе и села за столик в самом дальнем углу.
Что дальше?
Она отключила телефон – на случай, если Ингрид её хватится. Лу нечего было ей сказать. Она собиралась обратно в реальность, где девушек-тюленей не существует. Бар Дженни Зелёные Зубы на «Лавинии», концерт «Зелёного Башмака», заброшенный завод в сетях паутины… Это всё просто сон. Головы на дереве не настоящие, хвост у той кицунэ, или кто она там – просто маскарадный костюм. Кэйукай – обычный мужчина, который даже не видел вулканы своими глазами – ну разве что в отпуске на Гавайях.
Лу сидела сложив руки на коленях и чувствовала, как пустота у неё внутри растёт и заполняет её до краёв, не оставляя места ни для чего другого.
Пол заскрипел под тяжёлыми шагами, и Кэйукай поставил перед Лу поднос с пирожками и дымящейся кружкой.
– Вот эти с яблоком, – показал он, – а вон те, треугольные, – с капустой. Чай с мёдом, я уж положил на свой вкус: в такую холодину – самое оно.
– У меня нет денег, – тупо сказала Лу.
– Ой, перестань! – здоровяк досадливо поморщился. – И что теперь, голодной сидеть, что ли? Знаешь, как моя бабушка говорит? Еда не прогонит всех твоих бед, но бороться с ними на пустой желудок – последнее дело. Угощайся.
Он ушёл обратно за стойку – наверное, чтобы её не смущать. Лу посмотрела на поднос. Голод ныл у неё в желудке надоедливой болью. Она взяла пирожок с капустой, ещё тёплый из духовки, поднесла ко рту – и вдруг разрыдалась.
Прежнего Бога ради, как же глупо она, наверное, выглядит – с этим дурацким пирожком в руке, который и откусить-то не успела, захлебнувшись плачем, безутешным, как само острое, свежее, настоящее горе. Лу глотала слёзы, судорожно всхлипывала, кусая пальцы, и чувствовала, что просто плакать – мало. Она хотела бы закричать, завыть в голос, как кумо, когда Рик, покопавшись у них в головах, вытащил на свет всё самое плохое, что там нашёл. Она отдавала себе отчёт, что все вокруг слышат её, но делают вид, что ничего не замечают. Может, слишком смущены или хотят дать ей немного личного пространства – но скорее всего, просто не знают, что делать. Прежняя Лу, наверное, попыталась бы реветь потише, чтобы никому не мешать, или побежала бы прятаться в туалет. А нынешней всё равно, что о ней подумают. Ей слишком больно.
На входе неуместно бодро хлопнула дверь. По-идиотски тенькнул висящий над ней колокольчик.
– Эй, Кэйукай, ты не видел мою… – начал странно знакомый голос. Прервался на полуслове и весело сказал: – Ой, а я, оказывается, уже тут сижу!
Лу подняла голову, размазывая слёзы по щекам, и увидела… себя. Точно такую же себя, которая каждый день отражалась в зеркале – в её собственной школьной форме, оставшейся на «Лавинии», с её косичками и до последней черты знакомым лицом.
– Всё, я запутался, – сказал Кэйукай. – Вы что, близняшки?
– Вроде того, – беззаботно кивнула поддельная Лу и, капая дождевой водой на пол, направилась прямо к столику, за которым сидела настоящая. Всамделишной Лу меньше всего на свете хотелось говорить с этой фальшивкой, но та, ни капли не тушуясь, без приглашения плюхнулась на стул напротив.
– Ну, привет, – сказала она.
Лу шмыгнула носом, пытаясь собрать себя воедино.
– Ты можешь хоть при мне быть кем-то другим? – пробормотала она.
– Да запросто, – копия оглядела зал, резко мотнула головой, словно беззвучно чихнула – и вот перед Лу уже сидела высокая женщина с золотыми губами, одетая в чёрные павлиньи перья. Она бесцеремонно цапнула пирожок и принялась жевать. – Ну? – сказала она с набитым ртом.
– Что «ну»? – фыркнула Лу. Зачем она вообще с ней говорит?!
– Ты домой-то собираешься?
Лу уставилась на неё, не зная, что ответить. На языке, конечно, крутился вариант «какое твоё собачье дело?!», но она решила просто промолчать.
– Нет, правда, – подменыш оторвала зубами чуть ли не половину пирожка сразу. – Ты, я смотрю, неплохо проводишь время. Типа, разоблачаешь главу городского совета, и всё такое. Классное видео, кстати. Я так-то не против, что тебе весело, но, блин, мне-то приходится в это время притворяться тобой! Мне в жизни не было так скучно! Надо же вести себя естественно, чтобы не вызывать подозрений – а у тебя жизнь хуже, чем в монастыре. Только школа и дом, друзей нет, даже гулять не ходишь. Да ещё и тётка эта. Кошмар: недели не прошло, а она меня уже доконала. Как ты с ней живёшь-то? Не, тот дракон неплохо мне заплатил, так что работа есть работа, но честно: будь я тобой, я бы уже давно повесилась. Или из дома сбежала бы… Не понимаю, чего ради ты всё это терпишь…
Лу закрыла глаза, считая до десяти. Боль никуда не делась, но чуть отпустила, уступая место злости.
Не понимает. Она, видите ли, не понимает, да?!
Конечно, ей не понять! Она не проходила через тот ад, в котором побывала Лу! Не сгорала заживо до углей, до пепелища, не носила в себе горе, разъедающее, как кислота. Её не выбрасывали из золотистого летнего счастья прямиком в бесконечный кошмар. Она не знает, каково это – когда пустота внутри сжирает столько сил, что остатков едва хватает, чтобы дышать, и тебе всё равно, что с тобой будет дальше. Отправят ли тебя к тётке, которую ты почти не знаешь, или в приют, где по ночам тебя станут избивать девчонки постарше, да хоть прямиком к волкам из другого мира, которые сожрут твою душу и попросят ещё. Она не знает, каково это – впадать в оцепенение от любимых книг, потому что помнишь, как читала их вдвоём с мамой, которой нет и уже не будет. Когда не можешь видеть цветы весной, звёзды ночью, кошек в чужом дворе без того, чтобы не вспомнить, что её нет, её нет, её нет, её нет. И не будет, ни-ког-да.
Лу поняла, что не может дышать. В виски словно вбили раскалённые гвозди.
Эта фальшивка, меняющая лица как перчатки, обвиняет её в том, что она терпит. Чёртову подменышу очень повезло, если она правда не знает, что бывают моменты, когда ты просто живёшь так, как получается, и не больше, потому что это всё, что сейчас вообще возможно. Когда пытаться что-то изменить нет ни сил, ни смысла. Когда даже просто оставаться в живых – уже достижение, потому что это на самом деле вообще не просто.
И потом… Потом, когда наконец появляется шанс…
Глаза Лу резко открылись.
Да. Когда появляется шанс, ты сдаёшься и выпускаешь его из рук. Да, конечно, удержать его безумно трудно, потому что силы противника гораздо больше твоих, и это всё нечестно, нечестно настолько, что даже нет таких слов, но в итоге ты решаешь поджать хвост вместо того, чтобы драться за свою жизнь до конца. Так? Так?!
Лу рывком встала. У неё перед глазами всё плыло. Она молча схватила чашку и изо всех сил швырнула её о пол.
Фарфор грохнул о паркет, брызнув осколками. Мир замер. На полу разлилось маленькое чайное море. Подменыш ошалело хлопала неправдоподобно длинными ресницами модели с обложки журнала.
Кошка у дверей продолжала спокойно умываться.
– Простите, – сказала Лу Кэйукаю, который уставился на неё с изумлением. – Я… всё уберу и отработаю, если хотите. Мне это было очень нужно. – Она оглянулась вокруг. Посмотрела кошке в глаза. Та ответила спокойным немигающим взглядом. – Вот почему ты пошла со мной, да? – сказала ей Лу. – Чтобы напомнить? – Она повернулась к хозяину кафе.
– Помогите мне, пожалуйста. Я… Я потом буду сколько скажете мыть у вас посуду или ещё что-нибудь. Это вопрос жизни и смерти.
Кэйукай выпрямился. Его бородатое лицо стало решительным и деловитым:
– Помогу. Только чем?
Лу закинула за спину свой рюкзак:
– Мне нужно попасть кое-куда. И… У вас есть хлебные крошки?
Лу не успела и глазом моргнуть, как небольшой фургон с надписью «Доставка» уже мчал её навстречу судьбе. Она ехала на переднем сиденье с кошкой на коленях; если Кэйукай не знал, куда ему свернуть, та мяуканьем подсказывала дорогу. Удивительно, но он, кажется, пр