Хотя…
Если отвлечься от Антарктиды и все же перевернуть карту мира вверх ногами — сходство присутствует. Огромный материк юге — а если перевернуть, то на севере — типа Евразия, прижавшийся к нему еще один материк поменьше — типа Африка, два материка, соединенные узким перешейком и расположенные в другом полушарии — две Америки, причем они даже названы как и у нас, Южная и Северная — Южный и Северный Риоран, если быть честным — небольшой недоматеричок типа Австралии… Нет, определенное сходство, конечно, присутствует, хотя формы материков и совершенно непохожи на наши.
И при всем при том — в здешнем мире есть ОРС, который выглядит как почти точный аналог СССР, вплоть до сходства одежды, денег, домов… Да что там! Здесь говорят по-русски! Причем это однозначно и несомненно — русский язык, а не неведомым образом выученный мною какой-нибудь могиканский или фаэрунский.
Если до этого я полагал, что нахожусь в этакой альтернативной версии нашей истории, пусть с другими именами и названиями, но все же — истории НАШЕГО мира, относительно которой можно было строить версии, насчет того, где развилка и почему поменяв почти все названия, этот мир прошел по тому же историческому пути, что и наш, то теперь все эти версии можно было смелость вбросить на помойку.
Не наш, совершенно другой мир, с другой географией, просто-напросто не мог сформировать НАСТОЛЬКО похожее на СССР пятидесятых государство, населяющие его народы не могли говорить по-русски, не могли пользоваться кириллицей, не могли применять арабские цифры, всего этого не могло быть!
Но было.
Абсолютно невозможный, небывалый, выдуманный мир.
И тем не менее — я здесь.
Как⁈
Я шагал по тихим вечерним улочкам города, который находился в непредставимой дали от Земли и при этом был точной копией провинциального советского городка.
Как⁈ Как такое возможно?
Вообще-то… Если подумать…
Возьмем, к примеру, ряд натуральных чисел. Начинается он с единицы (ноль — число ненатуральное), и продолжается до… До бесконечности. Что означает вот это самое слово «бесконечность»? Оно означает, что в числовом ряде можно встретить абсолютно любое число. Вот «Война и мир», зашифруем каждую букву, каждый знак препинания, каждый пробел из текста романа определенным числом, а то, что получилось — запишем в виде длиннющего числа, этак в пять миллионов цифр. Есть ли такое число в натуральном ряду? Разумеется, есть. И любая другая книга. И фильм. Всему найдется место в бесконечности.
К чему это я?
К тому, что Вселенная — ТОЖЕ бесконечна. И значит, в ней может найтись все, что угодно. В том числе — и мир, в котором крохотное государство в углу небольшого полуострова завоюет половину земель, в котором живут звери с утиными носами, в котором женщины борются за свои права, надевая хиджабы. То есть, наша Земля.
Почему в этой бесконечности не может существовать и мир ОРСа? Как и любой другой мир, который может представить человеческое воображение?
Я почувствовал, что у меня начинает болеть голова. Бесконечность — пугает, а размышления о ней — один из верных способов прочно поехать крышей. А она у меня и так слегка качается.
Стоп. Хватит. Задача на сейчас — свалить из города. После сегодняшних экзерсисов здесь становится неуютно.
Первоначально я собирался прогуляться пешочком до конца города и там сесть на попутку. Но потом передумал. Попутка хороша своей бесплатностью — что при стесненных финансовых обстоятельствах для меня плюс — и плоха всем остальным. Тем, что не каждый водитель захочет взять с собой хмурого небритого типа в кепке, тем, что мой жизненный опыт говорит о том, что шофера — народ разговорчивый и разговор нужно поддерживать, а я здесь ничерта не знаю и могу проколоться, тем, что мне нужно не только уехать, но и выспаться. А где мне спать при езде на попутках? В кабине грузовика? В кузове?
Возможно, я проявил внутреннюю слабость, но мне остро захотелось на поезд. Прийти на вокзал, посидеть на лавках, подремать… Взять билет на ночной поезд и благополучно продрыхнуть до утра под убаюкивающее чучух-чучух… Блаженство…
Как мало нужно человеку для счастья, если последнее время он провел, ночуя где попало.
Ну и было у меня несколько мыслишек по поводу улучшения своего нынешнего положения, которые можно реализовать в поездах…
Я вывернул из-за угла, выходя на Вокзальную улицу — где-то тут живет добрый товарищ Жанар — и тут меня бросило в жар. Ноги сразу ослабели и чуть ли не подкосились.
Отсюда, через ветви деревьев и кустов, прекрасно была видна привокзальная площадь, пусть и уже темнеющая после заката.
На ней уже не было бабулек с пирожками. Зато был милиционер.
Невысокий, в белом мундире и краснеющей фуражке. Он стоял почти у входа на вокзал, заложив руки за спину, и никуда не уходил. Как будто ждал кого-то. Как будто…
Меня?
Медленно шагая по улице на подгибающихся ногах — чемодан оттягивал ватные пальцы как тяжеленная гиря — я ослепительно ярков понял одно.
Никакая сила не заставит меня сейчас подойти к вокзалу.
Нет. Я не смогу. Нет.
«Твою мать! А ну соберись, тряпка! Никто, НИКТО не станет объявлять план „Перехват“ и перекрывать вокзалы из-за одной украденной книжки!»
«А из-за неизвестного типа с хитрыми приемами?»
«Не станут! Все равно не станут! Нужно взять себя в руки!»
«А если станут? Не тот случай, когда можно рисковать…»
«Никакого риска! Шансов на то, что это ловят меня — ноль! Собрался!»
«Разобрался. Мне страшно. Я не смогу».
«Сможешь! Свои страхи нужно перебарывать! Иначе эта идиосинкразия к ментам превратится в фобию! Вперед!»
«Он все поймет! Он сразу же все поймет! Он увидит, что я его боюсь!»
«Не увидит! Если ты возьмешь себя в руки!»
До пешеходного перехода оставались считанные метры. Нужно было решать прямо сейчас.
Пятнадцать шагов до милиционера…
Двенадцать шагов до милиционера…
Десять шагов до…
Девять шагов…
Восемь…
Семь…
В пяти шагах я остановился. Поставил чемоданчик на асфальт и надрывно закашлялся в ладонь. Успокоился. Кашлянул еще пару раз. Вытер лоб рукавом, шумно вздохнул и поплелся к дверям вокзала.
Взгляд милиционера сверлил мне спину. А может, только казалось. По крайней мере, он меня не остановил.
Пешеходный переход я все-таки прошел мимо. Но не от боязни, а имея четкий план действий. Милиционер МОГ обратить внимание на человека, откровенно его боящегося. По каким признакам? Красное лицо, бегающий взгляд, вялая походка… Скрыть это все я не могу, в конце концов, я не йог, настолько своим телом не владею. Что делать?
Не можешь спрятать — выстави напоказ.
В одном из романов Бушкова этот прием назывался «надуть маску»[1]. Не прятать особенности, которые могут тебя выдать, а наоборот, утрировать их.
Лицо красное? Да вообще! Еще и мокрое от пота (на самом деле — от найденной за углом колонки).
Ноги подкашиваются? Да еле-еле иду!
Глаза прячу? Да и вовсе сгорбился!
Что получилось в итоге? Больной простудой.
Я немного опасался, что кашель окажется перебором, но все-таки прокатило.
Сколько⁈
Билет на поезд Раниманск — Большой Гаст — двадцать семь рублей, двадцать восемь копеек. Четверть моей наличности.
Это при том, что до Большого Гаста по карте — чуть больше двухсот кэмэ.
Мда… Знал бы прикуп…
Может, ну его, эту железную дорогу? Выйти из вокзала и пойти… Ночевать… Где-нибудь…
Организм взвыл. Сразу весь.
— Один плацкартный, — решительно протянул я деньги в полукруглое окошечко кассы. Получил маленький картонный прямоугольник с дыркой в середине и отошел к лавкам.
Милые лавочки, из гнутой фанеры, такие удобные, такие манящие…
Быстро кинув взгляд по полупустому залу ожидания, я выбрал себе место. За пустым по вечернему времени лотком с газетами — чтобы не слишком бросаться в глаза — и рядом с девчушкой лет восьми.
Люблю, знаете ли, маленьких девочек, у них такие молодые мамы.
— Привет, — грохнул я чемоданчик и плюхнулся на соседнее сиденье.
— Привет, — серьезно посмотрела на меня малышка. Я вообще заметил, что девочки дошкольно-раннешкольного возраста отличаются такой серьезностью и рассудительностью. Пусть и детской. С мальчиками не так, те в любом возрасте оболтусы и разгильдяи.
— Куда едешь?
— В гости к бабушке, — девочка указала на стоящую в ногах корзину, обмотанную платочком.
Нифига себе, Красная шапочка! Я подавился уже прыгнувшим на язык «А где живет твоя бабушка?», чтоб уж совсем не входить в образ Серого Волка, и задал другой вопрос:
— А мама твоя где?
— Пошла пописать, — не конфузясь, ответила «Шапочка».
Жаль. Я-то разлетелся было напроситься сопровождающим к девочке. Во-первых — безобиднее выгляжу, во-вторых — надо начинать общение с местными жителями. С детьми — проще. Сами много говорят и не удивляются глупым вопросам. Но, увы. У нас тут мама писает.
— А папа?
Если тут и папа отирается — нужно сниматься с якоря и отходить на другую стоянку. Ловить нечего.
— Папа умер, — спокойно заявила девочка.
Отставить якорь. Можно попробовать очаровать мамулю. А вот, похоже, и она…
Молодая — угадал! — женщина, лет двадцати пяти, плотненькая, местный типаж, синее платье в белый горошек, точно такое же, как и на дочке, одинаковые каштановые волосы, заплетены в одинаковые косички.
— Добрый вечер! — улыбнулся я.
— Мама…
— Гара, сколько раз я тебе говорила: не разговаривай с чужими людьми! Пойдем!
Я недоуменно посмотрел им вслед. Чего это она… Хотя…
Забылись вы, батенька. Вы — вовсе не симпатичный и спортивный молодой человек, а осунувшийся, бледный и небритый тип…
Осунувшийся…
Бледный…
Небритый…
С зэковским фанерным чемоданчиком…
За кого она меня приняла⁈
За кого меня принял милиционер⁈
Хотя… Как раз милиционер все понял правильно. Фанерные чемоданы здесь — багаж для небогатых вроде крестьянства, вон, еще один почти такой же стоит. А на зека я не похож. Как раз из-за бледности — те все больше загорелые-прокопченые. Попробуйте целый день лес повалить — обгорите, никакого солярия не надо.