— Простите, — обратился к сидевшему рядом с моим бывшим местом человеку, по виду — академику архитектуры, с небольшой бородкой-подковкой, в белом костюме, белой шляпе, с авоськой, в которой желтела гроздь мелковатых бананов — вы не подскажете, парня не видели, с мешком такой?
— А как же, видел-видел, — охотно откликнулся «академик», — Минут пять назад свои вещи подхватил и ушел. На поезд, сказал, торопится.
— Мешок?
— И чемодан еще.
Ну, понятно. Надежда на то, что исчезновение чемодана — недоразумение, отпала сама собой. Я поблагодарил «академика», и зашагал к выходу на перрон, чувствуя себя нищим: всего имущества только то, что на себе. Прям Диоген: «Все мое ношу с собой»[6].
Что делать, что делать, что делать…
Мысль обратиться в милицию даже не возникла. Не с моим почти честным паспортом, который украден в нескольких станциях отсюда. Этот паспорт можно светить только на значительном отдалении от места прописки.
До этого план был таков: купить честнейшим образом билет на столичный поезд… до ближайшей станции. А там постараться уговорить проводницу одного из вагонов на то, чтобы разрешила доехать до столицы бесплатно.
А теперь — как? Денег нет не только на билет — ни на что. Даже в поезд не проникнешь.
— Помочь? Я смотрю, у вас вещей много, а я налегке.
Молодая пара переглянулась. В глазах у мужа мелькнуло явственное опасение, что незваный помощник, войдя в вагон, исчезнет вместе с сумками. Но потом, еще раз переглянувшись с женой, молчаливо решили, что я выгляжу безобидно, да и их все же двое — от двоих не скроешься.
Завидую я, если честно парам, которые умеют вот так, глазами друг другом разговаривать. Родственные души, нашедшие друг друга, две половинки единого целого.
Она — тоненькая, в голубом платье в горошек, без рукавов. Он — плечистый, в обычной здесь бело-голубой клетчатой рубашке с закатанными рукавами. А вокруг них — вещи…
Несколько фибровых чемоданов — а может и не фибровых, потому что обшиты белыми полотняными чехлами — огромных и даже на вид неподъемных, толстые кожаные сумки, величиной с подушку… а вот и сама подушка, примотанная к одному из чемоданов. Переезжают они, что ли?
— Если можно — вот это и вот это, — указала тонким пальчиком девушка. Я подхватил чемоданы… крякнул: кирпичами они их набили, что ли?… и потащил к вагону.
— Ваш билет⁈
— Не еду, вещи помогаю занести.
— Отправление через десять минут!
— Понято…
Закинув вещи пары в их купе, я, расталкивая локтями набившуюся толпу отправляющихся-провожающих, двинулся к выводу из вагона. Не тому, в который я проник — как оказалось, билет для этого и не нужен, достаточно наглости и пары чужих чемоданов — и даже не соседнему, а следующему. Я успел быстро пробежаться взглядом вдоль поезда и проводница именно того вагона показалась мне наиболее доброй.
Так… Черт. Каждый план хорош, до тех пор, пока не начнет претворяться в жизнь. В этом вагоне тоже немало народа и проводнице не до того, чтобы вести разговоры с нахальным безбилетником. А когда все рассядутся: начнется проверка билетов и вовсе станет не до общения, просто выгонят безбилетника и всё.
Меняем план: задача номер раз — спрятаться в вагоне до отправления.
Туалет… Безнадега, заперт.
Я рванул вдоль коридора, быстро заглядывая в купе.
Первое — огромная толстая тетка в бордовом платье раскладывает какую-то снедь. Мимо.
Второе — куча-мала пищащих и вопящих детей. Мимо.
Третье — офицеры… Мимо.
Четвертое…
Одинокий пассажир с газетой. Лет пятидесяти, среднего роста, сухощавый, седеющие волосы, чуть загорелое лицо. На Клинта Иствуда чуть смахивает. Если бы Клинт носил белые костюмы. На столике, накрытом скатертью, лежит соломенная шляпа с черной ленточкой.
Мужчина чуть опустил газету и бросил на меня ленивый, заинтересованный взгляд. Я быстро закрыл за собой дверь:
— Помогите, пожалуйста. Я еду поступать, меня обокрали на вокзале, денег нет, билета нет, помогите спрятаться от контролеров.
— Давай, — быстро среагировал обитатель купе, кивая вверх.
Я взлетел по полкам на третью, багажную, под самым потолком. Прижался к стене и прикинулся ветошью.
Несколько минут тревожного ожидания… Лязг двери… Голос, спрашивающий билет… Спокойный ответ моего спасителя… Еще пара часов (ну или мне так показалось от нервов)…
Гудок.
Вагон дернулся и плавно двинулся, набирая скорость.
Получилось.
[1] В скандинавской мифологии — корова, которая выкормила своим молоком великана Имира, первое живое существо на свете, из которого потом была создана вся вселенная.
[2] Вор, крадущий стиранное белье
[3] Вор, крадущий ручную кладь
[4] Вор, специализирующийся на продуктах. Нет, не ради щекотания нервишек, и не от голода. На продажу.
[5] Вор, крадущий на вокзалах. А вы о чем подумали?
[6] Фраз принадлежит не Диогену, а мало (в наше время) известному древнегреческому мудрецу Бианту. Кстати, относится она не к барахлу, а к знаниям, мол, все имущество мудреца, это его мудрость, а она всегда с ним.
Глава 24
— Значит, говорите, в деревне жили?
— Ага, совершенно верно.
— Работали кем или просто учились?
Я с любопытством взглянул на товарища Птичкина. Ареса Телепанормаевича… дал же Бог отчество! Вернее, не Бог, конечно, а отец. А тому это заковыристое имечко досталось тоже не от Бога, а от его представителя на земле: по словам Ареса Телепорно… тьфу ты… Телепаранор… Птичкина, короче, — священник в деревне, где крестили его отца, тем, кто приносил ему денежку, выбирал из святцев[1] нормальные имена, а тем, кто не приносил — в силу скупости ли, или как, в случае с Птичкинымы, в силу бедности — тем доставались вот такие вот.
— Работал, конечно. Летом же, этта, в школе не учатся, так как же не работать-то?
Спасибо, незапомнившийся мне автор книжки «На берегах Аргая», из которой я и почерпнул эту информацию. А то запнулся бы: «Работают школьники-талганцы или не работают? Какой ответ правильный?» — и хана.
Что-то уж больно въедливы вы, товарищ Птичкин, уж больно ловко вытягиваете информацию обо мне, да еще и вот такими повторными вопросиками. Ты же уже спрашивал, жил ли я в деревне, зачем уточнять?
Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем…
— А вы где служили?
Показалось? Или в глазах моего собеседника и вправду на мгновенье мелькнула какая-то тень.
— Ну что вы, нигде я не служил, с чего вы взяли? — искренне улыбнулся он.
— Показалось так. Спрашиваете прямо как на… на беседе в милиции.
Следи за языком, Ершан. А то чуть не ляпнул «…как на допросе». Хотя ощущения, надо признать, очень похожи.
— Ах, вопросы! Прошу прощения, если смутил вас — это у меня профессиональное.
Я поднял бровь. Угадал, что ли?
— Нет, не угадали, — прочитал мою мысль по лицу Птичкин, — я — писатель.
— Это не вы, случайно, написали «На берегах Аргая»?
А вдруг и вправду он? Неудобно получится… Страшно неудобно.
— Нет, это не я. О такой книге, честно говоря, и не слышал вовсе. Про Талган?
— Да.
— Нет, я в Талгане не был ни разу. Я все больше по западным и южным краям страны…
А Талган — где? Ах, да… Здесь же все наоборот, и юг там, где у нас север.
— … «Черные крыши», «Лесной шум», «Живое серебро», «Огненный вал» — не читали?
— Прошу прощения…
— Не расстраивайтесь. Я не самый известный писатель, есть те, кто гораздо лучше меня…
Разговор плавно свернул с личности одного самозваного уроженца Талгана на личность писателя средней руки. Чего я и добивался.
До столицы остались считанные часы — прибываем в 06:36 — солнце еле-еле взошло, я стою в тамбуре, курю папироску, стрельнутую у какого-то солдата, и думаю о жизни.
Нет, не о том, что мне приходится вести жизнь какого-то нищего побирушки, хотя именно ее мне и приходится вести.
С писателем Птичкиным мы провели несколько часов интересной и увлекательной беседы. И это не сарказм, мне и вправду было интересно. Помотала его жизнь, однако… В смысле: помотала его жизнь, этта. Я же талганец, а не чукча, верно?
Но, несмотря на всю интересность этой беседы — из спального вагона пришлось сваливать. Слишком, так сказать, чистое место, не для бородатой деревенщины в мятых штанах, вроде меня. Нет, никто, конечно, не прогнал бы меня взашей только потому, что я не корреспондирую с чистотой вагона — да здесь не только скатерки на столах, даже вазочки с цветами есть! — просто… Не выгляжу я как человек, который может позволить себе билет в спальный. И бродя по нему, я нарываюсь на вопросик «Ваш билет!».
А вот билета-то у меня как раз и нет…
Поэтому я убрел в плацкартные вагоны, где и принялся бродить среди более простецкой публики. Честно говоря, я и среди них выглядел как бомж в супермаркете, но хотя бы не в театре.
Закрылся в туалете одного из вагонов и помылся. Весь, целиком. Поэтому времени это заняло много и на выходе меня ждало несколько недовольных граждан, но я быстро свинтил от них в соседний вагон. Где подсел то к одной компании, то к другой.
Так-то я в жизни бы не стал навязываться незнакомым людям, но голод — не тетка, а у советских людей в любой вселенной есть обычай: сел в поезд — начинай есть. И все эти запахи вареных яиц, копченого мяса, огурцов, арбузов, бананов — резали мой желудок, как осколками стекла. Поэтому я не выдержал, выбрал группу, показавшуюся мне наиболее подходящей, и робко попросил покушать. Да, мне было стыдно.
Компания из пяти веселых ребят оказалась геологами, возвращающимися из экспедиции. «Оказалась», потому что из-за внешности одного из геологов, похожего на молодого Гайдая, такого же высокого и тощего, да еще и в очках а-ля Шурик, мне показалось, что это — фольклористы. Нет, оказалось, геологи, в какой-то неизвестной мне пустыне искали газ. Потому что неподалеку одно месторождение газа уже нашли и страна и партия сказали «Где одно — там и еще десять! Ищите!». Вот прям так, чтобы сразу — не нашли, но набрали проб и образцов пород, которые нужно исследовать на предмет того, не указывают ли они на признаки газа. Ребята даже пытались мне объяснить, в чем именно была суть поисков, но мне все эти антиклинали, синклинали, ловушки, коллекторы, покрышки[2] ничего не говорили, я же не геолог.