— Ершан… Ершан… Я так… Я соскучилась…
Знаете, что такое счастье? Нет, не знаете, ведь вам никогда посреди перронной толпы не говорила самая лучшая в мире девушка, что она по тебе скучала.
— Отдай, — Нита потянула с моих плеч мешки.
Из-за этих мешков уже произошел короткий бой на вокзале, в котором я победил и добился права помочь их нести. Перед общежитием бой начался по новой — Нитка категорически не хотела, чтобы кто-то увидел, как несу ее вещи. Ведь кто-то может подумать, что я и она… А «Я и она» — это неприлично.
— Ну, почему я не могу помочь девушке…?
— Я не девушка, я — комсорг!
— Почему я не могу помочь комсоргу?
— Потому что на мне не написано, что я комсорг. И все увидят, что ты помогаешь мне, как девушке!
Ох, как же тяжело… да не с мешками — с Ниткой!
Так тяжело — и так легко.
По дороге сюда мы болтали, как давние приятели, как будто знаем друг друга тыщу лет. Больше, конечно, Нитка — я старался меньше говорить, чтобы не пропалиться на том, что я никуда, собственно, и не ездил. Зато эта неутомимая лягушка-путешественница успела не только съездить в родную Талань («на родную Талань», как она говорила), но и доехать в гости к дядюшке, который жил где-то здесь неподалеку от Афосина, в колхозе. И вот уже от дядюшки — сюда.
— Отдай мешки.
— Не отдам. Может, они вообще мои? Никто ж не знает.
— Ты в костюме.
— И что? Я талганец, нам правила приличия побоку. Могу в костюме хоть навоз… от крокодилов… вычищать.
Нитка тяжело вздохнула:
— Что ты талганец — это и так всем издалека видно? Может, сбреешь бороду? Она тебя старик, как будто тебе лет… ммм… тридцать.
Ну да, глубокая старость для восемнадцатилетней девчонки.
— Нет, — гордо заявил я, — Каждый талганец носит бороду, это признак его мужественности!
Вообще-то я и так собирался ее сбрить, честно говоря, борода надоела мне до чертиков — она же чешется! — но не сразу. Потом, чтобы все успели запомнить меня, как талганца.
— Мужественность должна быть не в бороде, а в другом месте!
Я резко остановился. Не понял…
— В сердце! — зажала рот пальцами Нитка, — В сердце, а не там, где ты подумал, пошляк!
Мы вошли в общежитие, где возле вахты делала вид, что оказалась здесь совершенно случайно, Мада. При виде нас она «незаметно» округлила глаза и показала мне большой палец. После чего подмигнула и исчезла.
— И что это была за сколопендра? — когда мы вошли в пустынный коридор, Нитка остановилась и повернулась ко мне.
— Где?
— Возле вахты. И не делай такое невинное лицо, я видела, как вы там перемигивались!
— Это, — сделал я невинное лицо, — моя сестра… Двоюродная.
— Ах, сестра… Слышала я про талганские традиции, связанные с двоюродными сестрами…
Нитка осекалась, ее круглые щечки залились краской и стали напоминать свеколки:
— Что… Что ты со мной сделал? Я говорю такие пошлости!
С этими словам она схватила меня за лацканы и крепко поцеловала.
— В этом году еще одна экспедиция отправилась в район Столбовой Бирарки. Она точно найдет следы метеорита!
Как и любой фанат, Мамочкин мог говорить на любимую тему часами, отбросив всегдашнюю нерешительность. А помешан он был на космосе.
Все началось с моих писем, которые я положил на тумбочку. Вернее, с одной из марок, на которой в желто-синих тонах было изображено что-то непонятно, я, собственно, и не всматривался. А вот Мамочкин всмотрелся.
— Ух ты, — сказал он, — Это же марка с Тордоки-Янским метеоритом!
Точно. А я еще думал, что это за полоса по диагонали протянута… Впрочем, для особо внимательных внизу было написано: «40 коп. Почта ОРС. Падение Тордоки-Янского метеорита» 1082 год'[1].
— Можно, я возьму? — просяще посмотрел он на меня.
— Бери, зачем она мне?
— Спасибо! Я марки собираю, космические, с метеоритом у меня еще не было.
От одного метеорита, рухнувшего где-то здешней Сибири лет десять назад, разговор как-то плавно перешел к другому метеориту, Бирарскому, как я понял, аналогу нашего Тунгусского, который упал 50 лет назад, но сейчас, на волне всеобщего увлечения космосом, про него снова вспомнили и отправили очередную экспедицию на поиски обломков этого загадочного метеорита[2].
— Может, обломки метеорита найдут, — сказал Графс, — а может, чего-нибудь другого…
Ирис Мартанко нас покинул. Встретился по дороге в поезде с земляками, и они уговорили его съехать от нас к ним, на другой этаж. Жалко, конечно, успели привыкнуть, но он обещал заходить в гости.
Вместо Ириса нам подселили Графса. Имя странное, но я промолчал. Просто потом выяснилось, что это имя не только для меня странное. Оно оказалось сокращением: «Градан-Афосин-Силин». Нечто вроде нашего Мэлса, сиречь Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин.
Графс оказался парнем неплохим, веселым, над своим именем он сам немного подшучивал, в стиле того, что, в силу недавних событий буква «с» в имени стала неактуальной, но и если ее убрать — имя станет совсем контрреволюционным…
— Я, — Мамочкин понизил голос, — тоже думаю, что это был… космический корабль. С Марса. Он аварию потерпел и взорвался. А в нем марсиане летели. Высокие, чернокожие, и сердце с правой стороны…[3]
— Волосы белые, — не удержался я, — И матриархат у них[4].
— Почему? — не понял Мамочкин.
— Ну чтобы совсем-совсем не как у нас всё.
Мамочкин надулся, но парировать не успел. В дверь нашей комнаты коротко постучали и она тут же раскрылась.
За дверью стоял крепкий, кряжистый мужик, в темном костюме, с солидными моржовыми усами. Его взгляд медленно обвел комнату и остановился на мне.
— Так вот кто тут моей племяннице голову морочит!
[1] В СССР в 1947 году была выпущена марка, посвященная падению в этом же году Сихотэ-Алиньского метеорита.
[2] Очередная экспедиция на поиски Тунгусского метеорита отправилась в 1958 году, что всколыхнула новую волну интереса к нему.
[3] Описание вероятных космонавтов Тунгусского метеорита из фантастического романа Казанцева «Пылающий остров», впервые изданного в 1940 году.
[4] Ну, а это наш герой про дроу вспомнил, темных эльфов.
Глава 74
Я поднялся.
Следом за мной встали Каз и Берген. За ними — Арман. Даже Мамочкин выпрямился, держа погрохатывающую шахматную доску в чуть дрожащих руках. Даже Графс, который с нами познакомился буквально пару часов назад и вообще не понял, что тут происходит — и тот присоединился к нашей суровой группе.
Дядька опешил. Сосредоточенно обвел нас взглядом.
— Дядя Драк!- прозвучал за его спиной сердитый голос, тут же перешедший в командный — А ну-ка прекрати!
После чего рекомый дядя Драк получил девчачьим кулаком в спину и отступил, дав дорогу злой и раскрасневшейся Нитке.
— Он шутит, — сказала она, после чего дядя получил еще один тычок в бок.
— Шучу, — тут же подтвердил тот, с крайне серьезным и совершенно не шутливым лицом. Хотя глаза смеялись, смеялись…
— А я не понял, — произнес в пространство Графс.
— Что тут непонятного? — Арман плюхнулся обратно на заскрипевшую кровать, — Это дядя Ланиты, нашего комсорга. А наш Ершан ей чего-то наобещал… такого… И не женился.
— Шуточки свои оставь, Крайзман!
Все повернулись к Арману. А ведь верно: до сего момента мы как-то не узнавали его фамилию, Арман и Арман. А он, оказывается… кхм… а кто он? Евреев здесь наверняка нет… хотя цыгане есть. Странно, в общем…
Пока я погружался в дебри этнографии, дядька Драк, прислонившийся к косяку и уже откровенно похохатывающий, вставил свою ремарку:
— Меньше сочиняй. Зашел, значит, к племяшке в гости, а она жалуется, что в ее попечении один бородатый стиляга завелся: обещает свою бороденку сбрить, а сам все еще с ней щеголяет. Вот и пришел поговорить с ним по-нашему, по-морскому…
— Так на флоте же бороду можно носить, — хмыкнул Каз, который не мог не вмешаться.
— Можно, да не всякому, — отрезал дядька.
— Я не стиляга, — наконец смог вставить слово и я. А то все говорят, а меня вопрос как будто и не касается, — Я талганец.
— Талганский стиляга — все равно стиляга, — не сдавался дядька.
— У нас в Талгане…
— В общем, пойдем, поговорим, талганец.
Дядька махнул мне рукой и вышел в коридор.
— Бить будете? — пропищал я детским голосом.
— Не без этого, — донеслось из коридора.
Фиг его знает, шутит или нет. Понятно, что дело не в бороде, а в Нитке… в нас с Ниткой… в наших отношениях… В общем, непонятно, что там могло дядьке не понравится — сам факт или что-то, рассказанное Ниткой. И что мне за это теперь будет…
Драться с взрослым мужиком тоже как-то неохота…
— Не боись, Ёрш! — хлопнул меня по плечу Каз, — Иди и помни: мы за тебя отомстим!
— А давайте лучше я за вас отомщу… — тихонько пробормотал я, понимая, что разговаривать с дядькой придется мне.
Дядька Драк стоял в умывалке и курил трубку, ароматное табачное облачко вытягивалось в приоткрытую форточку.
— Ну что, стиляга, бритву принес?
— Так вы вправду из-за бороды? — опешил я.
— Да нет, это я так, шучу по-стариковски. Ты же понял, в чем дело?
— Нитка.
— Она самая. Племяшка у меня — кремень, но и дядька у нее не пальцем деланный, скумекал, что ее что-то гложет, и выпытал, что все — из-за одного, кхм, талганца.
Дядька пыхнул трубкой и внимательно посмотрел мне в глаза:
— Зачем? — тихо спросил он.
— Не знаю, — не стал прикидываться дураком я, делая вид, что не понимаю, о чем он, — Само собой все получилось.
— Получилось… Коза с быком случилась и вот что получилось. До главного хоть не дошли?
— Нет.
— Однако, — дядька Драк посмотрел на меня с некоторым уважением, — И не врешь ведь… Видать, мозги у тебя и впрямь в нужной голове. Она тебе рассказывала про Крастика?
— Что за тип?