— Монетки позвонить не дадите?
Прохожий, мужчина средних лет, в клетчатой рубашке и серых брюках, достал из кармана несколько монет и протянул одну из них мне:
— Держи.
— Спасибо огромное!
Я заскочил в будку. Снял трубку и взглянул на свои первые, честно выпрошенные, деньги в этом мире.
Небольшой серебряный кругляшок, чуть поменьше рублевой монеты (российской рублевой монеты), где-то с полтинник. В центре — восьмигранник с крупными квадратно-кривоватыми цифрами «15», окруженными тремя чахлыми колосками. Под восьмиугольником — цифры «1095». С обратной стороны: уже знакомый советский герб с пентаграммой и квадратные буквы «ОРС».
Отлично. Начало положено. Еще немного — и я смогу накопить на «запорожец».
Через полчаса чеса «дайте-монетку-позвонить» я стал счастливым обладателем суммы в полтора рубля, выраженной в десятке пятнадцатикопеечных монеток. Как бы теперь выяснить, много это или мало?
— Почем пирожки, тетенька?
— С мясом — рубль, с картошкой, капустой, повидлом — сорок копеек.
Корок сопеек?[4] Мдя. Вот и весь сказ. Все мое с трудом выпрошенное богатство: полтора пирожка с мясом или четыре — с другой начинкой. Три: на четыре не хватит.
— Давайте один с картошкой, один с капустой и один с повидлом.
Получив на сдачу медный пятачок, с двумя чахлыми колосками, пузатой пятеркой и квадратными «ОРС» на обороте, я, не отходя далеко, съел все три пирожка. Желудок удовлетворенно уркнул и потребовал пить. Мой взгляд прошелся по окрестностям пирожковой площади и уткнулся в низенькую постройку синего цвета. С вывеской «Пиво. Воды». Та-ак… Мозг, освобожденный от необходимости поиска еды, тут же выдал одну комбинацию. Не самую законную, но позволявшую получить чуть больше денег, чем телефонное попрошайничество.
«У павильона "Пиво-воды, стоял советский постовой…».
Постового никакого не было, я открыл дверь.
Запах, рванувшийся изнутри, чуть не сбивал с ног: смесь ядреного табачного дыма, пивного «аромата» и соленой рыбы.
Шалман, конечно, еще тот: несколько столов, за которыми попивают пиво из кружек люди различной степени потрепанности. Ага… Вижу цель. Я подошел к прилавку, за которым скучала тетя в белом халате. Халат, кстати, был действительно белым, входя в противоречие с представлением о советских буфетчицах, как о жирных тетках в грязных халатах. Данная конкретная женщина была вполне себе ничего. Хотя и стройной ее, конечно, не назовешь.
— Вода газированная?
— Десять копеек.
— А с сиропом?
— Сиропа нет.
— Два стакана.
Кто это, интересно бы знать, умудрился выхлебать весь сироп? Или его сюда просто не завозят, учитывая контингент?
Подхватив два стакана и мокрую сдачу, я двинулся к дальнему столу, за которым находилась намеченная жертва.
Мужчина, лет так сорока с хвостиком. На вид чуть поприличнее здешних завсегдатаев, пузатый как арбуз, в белой рубашке и сером расстегнутом пиджаке, хоть и без галстука. На столе перед ним лежала белая шляпа и кучка очистков от рыбы на расстеленной газете. В данный момент пузатый товарищ был занят тем, что медленно чистил очередную воблу, попутно прихлебывая из пивной кружки. Медленно не потому, что аккуратно, а потому, что кружка пива была далеко уже не первой.
— Привет, — я брякнул свои стаканы на стол, деревянный, выкрашенной той же синей краской, что и сама пивнуха снаружи.
Пузан поднял мутноватый взгляд, неторопливо и обстоятельно кивнул и продолжил чистку рыбы. Сверху над ним покачивалась бумажная полоска, к которой прилипли черные точки мух и недовольно жужжащая оса.
— Ершан, — протянул я руку. Как-то я уже привык к этому имечку.
— Жанар, — новый знакомый подумал, — Паланович.
— Чего грустим, Жанар Паланович?
Тот тяжело вздохнул.
— Неужто жена?
Ага, угадал.
Через некоторое время, которое прошло в рассказах о женском коварстве (с Жанара — рассказы, с меня — сочувствие), мы уже были чуть ли не лучшими друзьями. Действительно, все упиралось в жену. Если быть точнее, даже в жен, которые не понимают, не ценят и не отпускают мужей отдохнуть и расслабиться душой. В связи с чем бедный Жанар дует пиво в одиночестве, так как дружков не пустили жены, а он сам тихонько сбежал и теперь боится, что по возвращению его ждет скандал.
— Еркам, а чего это ты не пьешь? — наконец-то заметила внимательная жертва феминизма.
Был я уже для него и Ершаном, и Еркамом, и Ерилом, и даже Маркатом. Мне-то какая разница?
— Деньги забыл, — беззаботно махнул я рукой.
— Не дело… Возьми себе… И мне… Угощаю… — язык моего собутыльника — сокружечника? — уже начал заплетаться.
Клиент созрел.
Созревший Жанар выудил из бокового кармана пиджака кошелек, такой, знаете, черный мешочек, с блестящими шариками защелки, и шлепнул по столу купюрой.
— Возьми себе! И мне… Тоже…
Я проследил за кошельком. Ага. Вернулся в тот же боковой карман. И деньги там еще остались.
Ну да, ну да, вы все поняли правильно. Я собирался влезть в карманы пьяному. Да, это плохо и никогда так не делайте, потому что это воровство, а воровство — это преступление. Но, к сожалению, для меня другого выхода сейчас нет. К тому же, как говорил дядя Стэн «Когда рядом нет полиции — все законно». [5]
Покрутив в руках выданные средства — червонец, не красный советский, а невразумительный серо-синий, с надписью «Десять рублей» и портретом товарища Афосина, мрачно смотревшего куда-то в бок.
— Две пива и рыбы.
— Темнеет уже, собирались бы вы.
— Последние.
Я подхватил кружки в одну руку, другой подцепил воблу, сгреб сдачу к себе в карман (да, я мелкий воришка), и двинулся к столику.
Кружки здесь, кстати, чуть отличались от привычных советских. Они были какими-то более пузатыми, и вместо четких узких граней обладали более широкими и смазанными. Ну, по крайней мере, можно было быть уверенным, что в них влезет поллитра пива. А то была у меня в свое время кружка, подаренная приятелями, так в нее поллитровую бутылку пива влить не удавалось. Вернее, удавалось, но пиво становилось в точности до самых краев. А пена, естественно, стекала вниз по стенкам.
— Жанар, по последней и домой.
— Мугу…
Я проследил за тем, как он выхлебал кружку и начал оседать.
— Не-не-не, пойдем домой, — подхватил я его под руку, — Где живешь?
— Вкзальная, двацатьтри, кртира двацать.
— Двинулись.
Мы вывалились на свежий воздух. Действительно, уже стемнело, зажглись фонари. Та-ак. Вокзальная — это вот эта самая улица, на которой стоит шалман. Дом «дцацатьтри» — на той стороне…
— Вперед, кавалерия.
Кентавром — получеловек-полуалкаш — мы перешли улицу прямо поперек, благо машин поблизости не наблюдалось. А встреч с милицией я не очень боялся. В данный момент я не совершаю ничего предосудительного: транспортирую домой подвыпившего товарища. Сам же я трезвый как стеклышко, ибо кроме двух стаканов воды не выпил в пивной больше ничего.
— Быва-али мы весе-олые-е…
— Жанар, молчать.
— … на у-урканской сосне-е…
— Да утихни ты! — прошипел я. Затащив певца во двор, я приземлил его на лавку, одновременно извлекая из кармана кошелек. Чужой, естественно, кошелек, из чужого кармана.
Не торопясь — кто ж торопится, раскрывая СВОЙ кошелек? — я вынул из него несколько бумажек и горсточку монет, примерно ополовинив содержимое.
— Не зна-ал тоски-и кручи-инушки!
Забрать весь кошелек, конечно, безопаснее: достал из кармана Жанара, положил в свой, две секунды и все. Однако попробуйте угадать реакцию — его или жены — когда наутро обнаружится пропажа. Может, подумает, что потерял, а может и решит, что украли. Обратится в милицию и пойдет ориентировка на некоего молодого человека, который, между прочим, совершенно не хочет такого счастья. Совсем другое дело, если кошелек обнаружится на месте, и даже с деньгами внутри. Некоторая недостача будет списана на веселый вечер и мысль о краже, скорее всего, даже не ворохнется.
— До бу-удущей весны-ы!
Опуская похудевший кошелек в карман хозяина, я кончиками пальцев нащупал что-то еще. Коробок спичек и перочинный нож. Простенький, с железной рукояткой и одним-единственным лезвием. Нимало не сомневаясь, я переложил и то и другое в карман джинсов. Их исчезновение точно спишут на потерю: нет на свете воров, специализирующихся на краже спичек и грошовых ножей. А мне сейчас все пригодится.
Подхватив снова обмякшее тело, я доволок его до подъезда. Двадцатая квартира. Второй этаж, вторая дверь. Устроив утомившегося Жанара на ступеньках, я позвонил в дверь и сбежал. Остановился у подъездной двери и прислушался.
Ага. Вот дверь открывается… Хм. Странно. Молчание. Ну, надеюсь, жена его не убила скалкой сразу.
«Удачи, мистер Жанар».[6]
Я вышел на улицу, под желтый свет фонарей. Теперь у меня завелись какие-никакие денежки и завтра их нужно будет потратить на разные нужные вещи. Но это завтра. Сегодня у меня появилась одна серьезная проблема.
Где мне, черт побери, ночевать?
[1]Который, как известно, в телефонной будке и жил
[2]Pat — одновременно имя официантки (сокращенно от Патрисия) и глагол, означающий «Похлопайте»
[3]Телефонный номер из фильма «Афоня»
[4]Из старого дореволюционного анекдота про пьяного купца и не менее пьяного извозчика: — До Плоицкой Трощади! — До Плоицкой Трощади? Корок сопеек!
[5]Дядя Стэн — персонаж мультсериала «Гравити Фоллз», старый мошенник
[6] Намек на шутку про Нейла Армстронга и его соседа, мистера Горски
Глава 6
Я врезал ногой по доскам ограды. Прислушался. Ни собачьего лая, ни ругательств сторожа, мол, кто там балует. И если отсутствие реакции сторожа ничего не означает — может, он спит себе в укромном углу или обходит владения с другой стороны — то ни одна приличная собака такое нахальство просто так не спустит. Хотя бы тявкнет для приличия, мол, надрываться ради какого-то приблуды не собираюсь, но ежели ты собираешься влезть на охраняемую территорию и чего-нибудь попятить — я буду против.