Эдит, приехавшая сюда за покупками, отвезла меня в небольшую гостиницу в стороне от побережья. Там она собиралась оставить бричку, если я, как она выражалась, захочу осмотреть город, пока она пойдет по магазинам.
Чувствуя, что ей хочется остаться одной, я согласилась и чудесно провела целый час, пробираясь по лабиринту узких улочек с очаровательными названиями: Золотая улица, Серебряная улица, Дельфинья улица. По ним, а затем вдоль берега я дошла до развалин замка Сендоун, того самого, что не устоял перед натиском времени и моря. Там я посидела немного на скамье, поставленной в очень удобном месте — полуразрушенные скалы образовывали естественную пещеру. Я с удовольствием разглядывала ласковое море, когда взгляд мой наткнулся на мачты, торчащие из песков — пожирателей кораблей и своим видом напомнившие мне, как легко пейзаж может измениться.
Вернувшись в гостиницу, где должна была встретиться с Эдит, и не найдя ее там, я села на один из стоявших на улице плетеных стульев, ожидая ее. Боясь опоздать, я пришла даже на десять минут раньше; в это чудесное утро я была в приподнятом настроении.
Наконец я увидела Эдит. Она была не одна. С ней был Джереми Браун, и мне стало интересно, встретились они случайно или договорились заранее. Неожиданно пришла в голову мысль, что она могла позвать меня с собой для того, чтобы отвести от себя подозрения в намерении встретиться с молодым священником. Если, конечно, такие подозрения у кого-нибудь возникали.
Они собирались прощаться, когда Эдит вдруг заметила меня и несколько смутилась.
Я поднялась и подошла к ним.
— Я пришла чуть раньше, — сказала я. — Наверное, неправильно оценила расстояние.
Джереми Браун объяснил со своей искренней и обезоруживающей улыбкой:
— Пастор сегодня сам проводит с девочками занятия. Время от времени это необходимо, так он сам считает. А я должен здесь нанести один-два визита…
Непонятно, почему он решил, что обязан мне все объяснять.
— Мы… мы совершенно случайно… столкнулись, — произнесла Эдит с запинкой, слегка поморщившись, как человек, не привыкший лгать.
— Какая приятная неожиданность, — я обратила внимание, что у нее нет никаких свертков, но, возможно, все ее покупки уже в бричке.
— Миссис Верлен, — сказала Эдит, — вы должны попробовать нашего местного сидра. Он очень хорош.
Она умоляюще посмотрела на священника, и он произнес:
— Да, мне тоже хочется пить. Пойдемте, выпьем по кружечке. — Он улыбнулся мне. — Он не очень крепкий, а вы, я думаю, тоже хотите пить.
Я ответила, что с удовольствием попробую сидра, а поскольку солнце уже сияло вовсю и мы были укрыты от бриза, то решили остаться снаружи.
Когда Джереми вошел в гостиницу, Эдит улыбнулась мне почти виновато, но я отвела глаза. Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я придаю ее встрече со священником особое значение. И в самом деле, подозрения могло вызвать только ее поведение.
Священник вернулся, а вскоре принесли и три оловянные кружки с сидром. Очень приятно сидеть здесь, на солнышке, попивая сидр и весело болтая. Я рассказала, где была и что нашла город очень милым, и задала кучу вопросов про лодки, лежавшие на берегу. Священник очень хорошо знал местную историю, что часто свойственно людям, родившимся в другом месте. Он рассказал о процветающей здесь контрабанде, о том, что многие лодки, длиною сорок метров, имеют двойное дно и усиленное парусное оснащение, чтобы легче уходить от преследования таможенников и провозить контрабандный шелк, виски и табак. Во многих старинных гостиницах есть подземные погреба, в которых эти товары и прячут, пока не минует опасность. Этим занимались многие на побережье.
Мне очень нравилось сидеть здесь праздно под сверкающим солнцем и смотреть на Эдит, сияющую радостью, весело щебечущую и смеющуюся так, что она казалась совершенно другим человеком.
Почему же она не могла быть такой всегда? В то самое утро я поняла, почему. Пока мы сидели, беззаботно болтая, раздалось цоканье копыт по мощеному двору и голос: “Я вернусь примерно через час”. Хорошо знакомый голос, заставивший Эдит побледнеть, а мое сердце — забиться сильнее.
Когда Нэйпир подошел поближе, Эдит привстала со стула.
Встреча с нами оказалась для него неожиданностью.
— О, — сказал он, и глаза его холодно уставились на Эдит. — Вот неожиданная радость. — Тут он заметил и меня: — И миссис Верлен здесь…
Я осталась сидеть и сказала холодно:
— Миссис Стейси и я приехали сюда вместе, а здесь встретили мистера Брауна. — Потом я спохватилась, почему, собственно, объясняюсь перед ним.
— Надеюсь, я не помешал столь милой компании?
Я не ответила, а Эдит сказала дрожащим голосом:
— Это… это не компания. Мы встретились случайно…
— Миссис Верлен ведь уже сказала мне. Надеюсь, вы не станете возражать, если я выпью с вами кружечку сидра. Он и в самом деле отличный, миссис Верлен, хотя вы, я уверен, и сами в этом убедились. — Он повернулся к слугам, одетым, как монахи, в длинные темные одежды и подпоясанным веревками, и попросил принести ему сидр.
Когда он сел напротив меня между Эдит и священником, я поняла, что он прекрасно видит смущение и растерянность этих двоих, но не знала, понимает ли он причину.
— Удивительно видеть вас здесь, — сказал он священнику. — Я всегда считал, что вы перегружены работой, однако сидеть здесь, на воздухе, попивая сидр, — что ж, это прекрасная работа, вы согласны со мной, миссис Верлен?
— У любого из нас бывают часы праздности, но потом мы работаем с новыми силами.
— Что ж… Вы правы, как всегда, я уверен. Но все же должен признаться, что мне очень нравится видеть праздными вас всех сразу. Как вам понравились окрестности?
— Прекрасные места, — ответила я.
— Миссис Верлен добралась до самого Сендоуна, — сказал священник.
— Как… Одна?
Священник вспыхнул; Эдит опустила глаза.
— Мне нужно было кое-что купить…
— Конечно, конечно. А у миссис Верлен не было никакого желания посещать наши магазины. Да и зачем? Я слышал, вы жили в Лондоне, миссис Верлен, так что наши скромные магазины вряд ли достойны вашего внимания. С Эдит все по-другому. Она всегда готова сделать огромный круг, лишь бы навестить… — он помедлил и улыбнулся, переводя взгляд с Эдит на священника, — магазины. И что же ты покупала на этот раз?
Эдит, похоже, была готова разразиться слезами:
— Но я действительно не могла найти то, что мне нужно.
— В самом деле? — Он выглядел удивленным и опять бросил взгляд на священника.
— Я хотела подобрать ленту.
— О, — заметил он. — Понимаю.
— Нужный цвет подобрать так трудно, — вмешалась я.
— Особенно в этих маленьких городках, — добавил он.
И я подумала: он знает, что Эдит приехала на свидание с Джереми, и злится. А злится ли он? Может, просто хочет, чтобы им стало совсем неуютно? И зачем ему понадобилось уколоть меня за то, что я из Лондона? На меня-то он за что сердится?
— Ну-с, миссис Верлен, — сказал он, — что вы скажете о сидре?
— Он очень хорош.
— Высокая похвала.
Он допил кружку и, поставив на стол, поднялся.
— Уверен, вы извините меня, если я вас покину. Спешу, у меня дела. Ты не поедешь со мной верхом?
Эдит покачала головой.
— Нет, мы приехали на бричке.
— А, да-да, конечно. Вам надо было увезти с собой все эти покупки. А вы? — Он обратил свой презрительный взор на священника.
— Я приехал в приходском экипаже.
Он кивнул:
— Предусмотрительно. Вы ведь собирались помочь дамам с их покупками. Ах да, встреча была совершенно случайной, не правда ли?
На несколько секунд его взгляд задержался на мне:
— Au revoir[6], — произнес он.
И ушел.
Молча мы сидели за столом. Сказать было нечего.
Эдит нервничала, когда мы возвращались домой, и несколько раз мы чуть не свалились в канаву.
Ситуация грозила взрывом, и мне стало очень жаль сидящую рядом юную девушку, вчерашнюю школьницу. Как ей совладать с этой бедой, которую она сама на себя навлекла?
Мне хотелось защитить ее, но я не знала, каким образом.
Мы с Аллегрой сидели в школьной гостиной. Она играла гаммы, и ужасная игра вызывала у меня чуть ли не физическую боль.
Аллегра совершенно не старалась. У Эдит были небольшие способности, Сильвия боялась родителей, а Алиса прилежна по натуре. Аллегра не обладала ни одним из этих качеств; она не только была ленива, но и не собиралась избавляться от своей лени в угоду кому бы то ни было.
Она неожиданно перестала играть и, насмешливо улыбаясь, повернулась ко мне.
— Вы не хотите сказать сэру Вильяму, что я совершенно безнадежна и вы отказываетесь учить меня дальше?
— Нет, потому что я не считаю тебя безнадежной. И отказываться от тебя не собираюсь.
— Наверное, боитесь, что у вас останется слишком мало работы, если лишитесь одной из учениц.
— Это не приходило мне в голову.
— Тогда почему вы сказали, что не считаете меня безнадежной?
— Потому что безнадежных людей не существует. Конечно, ты играешь плохо и сама в этом виновата, но назвать тебя безнадежной я не могу.
Она взглянула на меня с интересом.
— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.
— А почему я должна быть на нее похожей?
— А вы обе — учительницы музыки.
Я нетерпеливо пожала плечами и, поставив на пюпитр новые ноты, произнесла:
— Итак!
Аллегра улыбнулась. Она была вызывающе красива. При темных, почти черных, волосах, глаза у нее темно-серые, глубокого оттенка, опушенные густыми темными ресницами, под темными бровями. Они притягивали к себе ваш взгляд. Это была знойная красота, властная и завораживающая, красота, которую следовало остерегаться. И она сознавала свою красоту: носила на шее нитку ярких кораллов, таких узких и длинных, так плотно нанизанных, что они казались маленькими копьями.
Она рассмеялась и сказала: