— Мне удалось это, — прошептала я. — Пьетро, мне удалось.
— Да, в деревенском доме, перед неразбирающейся публикой. Что они понимают в Музыке?
— Они любят ее!
— Пф-ф-ф! Им и Эсси Элджин нравилась. Для них и она хороша. Гимнастика, моя дорогая Caro, гимнастика.
Я уже ничего не хотела, только бы быть с Пьетро, пусть даже ссориться с ним, что угодно, только бы он был здесь.
Щеки горели, я чувствовала, что задыхаюсь в комнате, и порывисто выбежала, бросившись вниз по задней лестнице в сад.
Была теплая июньская ночь, великолепная, лунная: в небе светила яркая полная луна. Я направилась в свой любимый садик и уселась там. Меня переполняло желание вернуть те ушедшие дни, когда мы с Пьетро сидели в уличных парижских кафе и говорили, говорили… Как бы мне хотелось, чтобы они вместе: Пьетро и моя музыка — были со мной, насколько лучше это было бы для нас обоих. Я могла стать ближе ему, он бы уважал меня, а я бы лучше заботилась о нем, твердо оберегая его здоровье, но не позволила бы подавлять меня.
Закрыв лицо руками, я зарыдала над своим прошлым и бесполезным желанием вернуть все обратно.
Так я и сидела там, опустив голову на руки, как вдруг, почувствовав рядом какое-то движение, вскрикнула от ужаса. Кто-то сидел на скамье совсем рядом со мной.
— Надеюсь, я не очень вас напугал, — сказал Нэйпир.
Я отпрянула. Вот уж кого я хотела бы видеть сейчас меньше всего. Я приподнялась, но он сильно сжал мое запястье.
— Не уходите, — попросил он.
— Я… не слышала, как вы подошли.
— Вы погрузились в свои мысли, — сказал он.
Меня охватила паника. Наверное, на моем лице остались следы слез, и мысль о том, что он их заметил, казалась невыносимой.
Он казался другим, более мягким. Мне следовало быть осторожнее.
— Я заметил, как вы пошли сюда, и решил поговорить, — сказал он.
— Вы… видели меня?
— Да. Гости отца мне несколько наскучили.
— Надеюсь, вы не сказали об этом вслух.
— Ну, разве только очень коротко.
— Знайте, что вы…
— Пожалуйста, продолжайте. Вам известно, что при разговоре со мной можно не выбирать выражений. Я довольно точно знаю, что вы думаете.
— Вы… недостаточно хорошо воспитаны.
— А чего еще можно ожидать от человека, выросшего в таких условиях, как я? Но довольно обо мне. Вы — более интересная тема, поговорим серьезно.
— Прошу, начинайте.
— У нас есть нечто общее. Вы это понимаете?
— И не представляю, о чем речь.
— Тогда вы еще не серьезны. Конечно же, наше прошлое. То, что мы должны оставить позади. Вы сегодня… — Он неожиданно поднял руку и с удивительной нежностью коснулся моей щеки. — Сегодня вы оплакивали своего гения. Это бессмысленно. Его больше нет. Вы должны забыть его и начать все сначала. Когда вы это поймете?
— А вы?
— Мне слишком многое нужно забыть.
— Но вы не делаете даже попытки.
— А вы?
— Да. Да.
— Сегодня вечером?
— Эти пьесы, которые я играла.
— Знаю, я выбрал их специально.
— Так вы знали!
— Я прочел в одной из газет. Последние, которые он играл.
— Как вы посмели напоминать мне!
— Сегодня вечером вам пришлось сделать первый шаг в сторону от своего горя. Вы поняли это? Вы повернулись лицом к жизни. Могу поклясться, что не играли этих пьес со дня его смерти.
— Нет, до сегодняшнего вечера.
— Теперь станете играть часто. Это будет признаком вашего продвижения на этом пути.
— А вы, разумеется, выбирали их для моего же блага?
— Если я отвечу «да», вы не поверите. Будем считать, я выбрал их, чтобы вас разозлить.
— Я верю в то, — сказала я, — что должна верить вашим сегодняшним словам.
Он неожиданно повернулся ко мне. Мне хотелось и прогнать его и удержать. Я вообще не понимала, что происходит с ним… и со мной. Он изменился. Я изменилась. Я не была уверена в себе, я чувствовала, что не следует оставаться здесь, с ним наедине. В этой ночи было что-то губительное… Эта луна… этот сад… и он.
— Почему именно сегодняшним? — спросил он.
— Потому что именно сегодня вы говорите правду… я думаю.
Нейпир поднял руки, и мне показалось, что он хочет коснуться меня. Но он сдержался и только сказал:
— Я выбрал эти пьесы намеренно. Я хотел, чтобы вы сыграли именно их, потому что уверен: лучше повернуться к жизни лицом, а не отворачиваться от нее.
— А вы поступаете подобно мне?
Он кивнул.
— Так вот почему вы повторяете любому и каждому, что застрелили своего брата.
— Теперь вы знаете, — сказал он, — что у нас много общего. Мы оба должны бежать от нашего прошлого.
— Почему я должна бежать от прошлого?
— Потому что иначе вы будете оплакивать его бесконечно. Потому что вы создали себе идеал, который с каждым годом будет становиться все замечательнее и все больше отличаться от своего реального прообраза.
— Откуда вам знать, каким был реальный прообраз?
— Я уже многое знаю о вас.
— Что же именно?
— То, что сами мне поведали.
— Оказывается, вы интересуетесь мной.
— Да. Разве вы не поняли этого раньше?
— Я считала, что не заслуживаю такого внимания.
Тут он рассмеялся своим прежним смехом — надменным, саркастическим. И сказал неожиданно:
— Вас очаровали эти места.
Я согласилась.
— А люди вам нравятся?
— Я считаю интересными всех людей.
— Но мы несколько… необычны, не так ли?
— В обычае людей быть необычными.
— Вам доводилось встречать еще кого-нибудь, кто убил бы своего брата?
— Нет.
— Разве это не делает меня своего рода единственным?
— Несчастный случай может произойти с каждым.
— Вы, определенно, решили отвергать общее мнение, что это был не несчастный случай?
— Уверена в этом.
— Тогда позвольте мне взять вашу руку… вот так… и поднести ее к своим губам. — Он так и сделал. — Я целую ее в знак благодарности. — Его горячие губы обожгли мне руку. Поцелуй был пугающе пылок.
Я резко вырвала руку.
— Мне не следовало этого делать? — спросил он.
— Разумеется, нет. И благодарить не за что. Это кажется вполне логичным объяснением. Несчастный случай.
— А вы всегда логичны, миссис Верлен?
— Стараюсь.
— Отдайте свои симпатии тому, кто их заслуживает.
— А разве есть кто-нибудь, не заслуживающий симпатии?
— Вы, конечно, знаете, что меня отправили в Австралию к двоюродному брату отца. Он видеть меня не мог, я имею в виду отца, после несчастного случая. Моя мать убила себя. Говорят, она сделала это из-за гибели брата. На моей совести две смерти. Надеюсь, вы это понимаете. Своим видом я напоминал всем о случившемся. Вот я и уехал к двоюродному дяде, у которого ферма в сорока милях к северу от Мельбурна. Думал, мне придется остаться там до конца жизни.
— И были довольны своим положением?
— Никогда в жизни. Сердце мое осталось здесь, и, когда представилась возможность, я не колеблясь принял предложение отца.
— Что ж, теперь вы вернулись, и все в порядке.
— Разве, миссис Верлен? — Он придвинулся ближе ко мне. — Как странно сидеть здесь, в облитом лунным светом саду, и серьезно беседовать с миссис Верлен. Знаю, вас зовут Каролина. Ваш гений называл вас Каро.
— Откуда вам все известно?
— Прочел в той же самой газете. В ней рассказывалось, что он заговорил, когда вы вошли в гримерную. Все, что он смог сказать: “Все в порядке, Каро.”
Губы мои задрожали. Я взорвалась:
— Вы опять намеренно пытаетесь…
— Причинить вам боль? Я просто хочу, чтобы вы повернулись к настоящему лицом, Каро. Чтобы вы повернулись к жизни лицом, и тогда сможете повернуться к прошлому спиной и забыть. Вот что мы должны сделать оба.
Голос его странно задрожал, и я повернулась к нему. Он протянул ко мне руки, как бы говоря: помоги мне. И мне захотелось ответить: мы поможем друг другу. Ибо я, как ни странно, верила ему в эту минуту. И была счастлива… счастлива сидеть с ним в лунном саду, наполненном каким-то удивительным волшебством, изгнавшим всякое зло.
Неожиданно он взял мои руки в свои. И я не отняла их. Так мы и сидели, глядя друг на друга, и я знала: между нами сейчас зародилось нечто такое, от чего никто из нас не сможет отказаться.
И вдруг я испугалась, испугалась своих чувств — и его.
Я поднялась и сказала:
— Стало прохладно. Думаю, пора вернуться в дом.
Он совершенно переменился: высокомерие покинуло его. Или я обманывалась? А может, лунный свет сыграл со мной шутку?
Я не была уверена ни в чем, кроме одного: мне нужно от него бежать.
Глава пятая
Я отобедала с Алисой и ее матерью и направилась в свою комнату приготовиться к завтрашним урокам. С Нэйпиром мы не встречались с того самого вечера, и с трудом верилось, что я не навоображала себе сцену в саду при луне. В тот вечер я была слишком утомлена и взволнована, и он, конечно, хорошо это понимал. Мне следует помнить, что он — муж Эдит и вполне может оказаться простым соблазнителем. Аллегра — тому свидетельство. А как глупо я вела себя в ту ночь. Правда, я не особенно долго находилась в саду, но, оглядываясь назад, должна признать, что готова была поддаться самообману. Не вспоминает ли он нашу встречу с усмешкой?
Нет, надо решительно выкинуть этого человека из головы и сосредоточиться на работе.
В дверь постучали. Это была Алиса, взволнованная или испуганная, — в общем, не такая спокойная и серьезная, как всегда.
— Вы просили сообщить, миссис Верлен. Я видела огонь в часовне. Вы просили…
— Где? — спросила я, подходя к окну.
— Из моей комнаты лучше видно, — сказала она. — Пойдемте.
Она направилась в классную, которая рядом с ее комнатой и комнатой матери. Мы поднялись по небольшой винтовой лестнице, и она ввела меня в маленькую аккуратную комнатку с безупречно чистыми занавесками и узкой кроватью, накрытой ситцевым покрывалом. Это была очень опрятная комнатка, полностью отражающая внутренний мир Алисы. Она подвела меня к окну, и мы встали рядом, вглядываясь в темноту.