Но время шло. Прошло десять минут. Как все-таки не похоже на него. У меня не было никакого предчувствия опасности, пока не почувствовала пугающе острый запах дыма. Но даже тогда я подумала, что горит снаружи. Я попыталась открыть окно, но задвижка заржавела и не поворачивалась. Услышав потрескивание пламени, я поняла, что огонь не снаружи, а внутри дома.
Я бросилась в проходную комнату и увидела — хотя тогда меня это еще не удивило, — что дверь на лестницу закрыта, хотя я оставляла ее открытой. Бросившись к ней, я стала дергать ручку, но дверь не открывалась.
Только сейчас стал доходить до меня весь ужас ситуации. Кто-то вошел в дом следом за мной, поднялся по лестнице, пока я выглядывала в окно, и запер дверь… а потом поджег дом.
Я принялась стучать в дверь.
— Кто там есть? — кричала я. — Выпустите меня отсюда!
Я бросилась к окну и в отчаянии попыталась открыть его. И, конечно, не смогла, да это было бесполезно: через него не выбраться. В углу стояла забытая метла. Я попыталась разбить ею тяжелое оконное стекло, но это оказалось не так-то просто.
Комнату заволокло дымом, и я начала кашлять. Ноги мои уже ощущали тепло. Это не было несчастным случаем. Кто-то намеренно запер меня в доме и поджег его.
Годфри! — подумала я. Нет, это невозможно, хотя записка и пришла от него. Меня заманили сюда на свидание. Я не могла поверить. Это не Годфри.
Собрав последние силы, подгоняемая ужасом, я ударила метлой по маленькому стеклу. Оно разбилось.
— Помогите! — кричала я. — Пожар! Пожар!
Мой вопль остался без ответа — тихо и безлюдно. Я подбежала к двери… тяжелой, обитой гвоздями, которая так восхищала Рому. Я стучала в дверь, крутила и трясла ручку, — тщетно. Я заперта в горящем доме. Заперта! Снова бросившись к окну, я закричала изо всех сил, потом вернулась к двери и опять стала трясти ручку. Дыма уже было столько, что я плохо видела и начала задыхаться.
И вдруг мое сердце подпрыгнуло от радости: снизу раздался крик. Я закричала в ответ:
— Сюда! Я здесь!
Жар и дым невыносимы… Еще немного, и я задохнусь.
И тут я ощутила еще чье-то присутствие. Кто-то коснулся моего лица. Меня тянули чьи-то нетерпеливые руки.
— Быстрее! Бежим! Бежим со мной! Я не могу нести вас.
Голос Алисы. И руки Алисы… и меня потащили через раскаленное помещение.
Я лежала в прохладе и слышала голоса:
— Ты в порядке. Ты в порядке.
Затем меня подняли, наверное, в экипаж, потому что потом раздалось размеренное цоканье лошадиных копыт.
— Если бы не Алиса, Господь знает, что было бы с вами, — сказала миссис Линкрофт.
Я лежала в постели; доктор осмотрел меня, прописал успокоительное, и миссис Линкрофт распорядилась, чтобы меня не беспокоили. Алиса, как ангел-хранитель, сидела у постели, полагая, что если она спасла мне жизнь, то ее обязанность и дальше защищать меня.
— Все, что вам нужно сейчас, — это отдых, — продолжала ее мать. — Вы пережили сильное потрясение.
Итак, я послушно лежала в постели и думала о записке Годфри, и о Роме, вышедшей из дому и больше не вернувшейся… и о том, что меня заманили туда, заперли и я могла погибнуть.
Годфри! — думала я и видела его лицо. И одновременно это было лицо Нэйпира… и оба они, смеясь, склонялись надо мной. “Никому не доверяй, — сказал внутренний голос. — Никому и никогда.”
Алиса прошептала:
— Теперь все в порядке, миссис Верлен. Все уже кончилось. Вы у себя дома и в безопасности.
Алиса стала героиней дня. Она даже внешне изменилась и выглядела довольной. Но не только это: она слегка опалила брови и обожгла левую руку, когда сбивала пламя, охватившее мое платье.
— Она выказала удивительное присутствие духа, — отметила миссис Линкрофт с полными слез глазами. — Я так горжусь моей девочкой.
Алиса сказала:
— Я не сделала ничего особенного, на моем месте так поступил бы любой. Я шла в школу взять забытый учебник истории, который понадобился мне для домашнего задания. Какая удача, что я его забыла в то утро! И тут увидела, что горит дом и побежала посмотреть… и услышала, как миссис Верлен кричит…
Джон Даунс, один из садовников в Ловат-Стейси, оказался рядом. Услышав крики Алисы, он бросился за ней следом к домику, но будь один, прибежал бы слишком поздно: он-то и помог Алисе, когда та вытаскивала меня из огня.
— Как раз вовремя, — говорили все вокруг.
— Право слово, миссис Верлен просто сказочно повезло. Что же касается юной Алисы Линкрофт, то она, клянусь, заслуживает медали.
Физически я не пострадала, но еще не оправилась от нервного потрясения и оставалась в постели несколько дней.
Я чудом выбралась из пламени. Алиса спасла мне жизнь. Она сидела у моей постели все эти дни, будто охраняя. Просыпаясь от беспокойного сна, я все время видела ее ясное безмятежное личико. Она сияла и явно гордилась той ролью, которую сыграла в моем спасении.
Но были и проблемы.
Среди приходивших навестили меня Нэйпир и Годфри. Взгляд Нэйпира долго оставался со мной. В нем столько заботы, что одно только воспоминание действовало на меня, как хорошая доза лекарства. Годфри тоже приходил. Годфри… Он был полон внимания, но я помнила, что теперешнее наше свидание явилось следствием записки, которой он зазвал меня в домик.
Он сел у моей постели, и я спросила:
— Почему вы послали мне записку?
— Какую записку? — удивился он.
— В которой просили меня прийти в домик.
Он посмотрел на меня совершенно беспомощно.
— Это страшное потрясение для бедной миссис Верлен, — сказала миссис Линкрофт. — Доктор велел отдыхать несколько дней. У нее бывают… ночные кошмары.
Да у кого бы их не было после такого!
Годфри был совершенно сбит с толку, и, когда я еще раз спросила его о записке, он перевел разговор на другое.
Меньше чем через неделю я оправилась, хотя сны о домике все еще снились: иногда, засыпая, я все еще видела себя в той комнате наверху… запертой… а внизу какое-то чудовище подстерегало меня, чтобы убить. Я кричала, я звала на помощь и от страха просыпалась в холодном поту.
Доктор говорил, что это естественно. Происшедшее явилось для меня сильнейшим потрясением, но кошмары со временем пройдут. Мне следует стараться не думать о том испытании в домике.
Я искала записку, но не могла найти, и опять обратилась к Годфри за объяснениями.
— Я не писал никакой записки, — заявил он.
— Но я видела ее своими глазами. Именно поэтому и отправилась в домик.
Он покачал головой.
Я продолжала раздраженно:
— Она была адресована мне, и в ней сказано, насколько я помню: “Дорогая К., хотелось бы встретиться с вами сегодня в 18.30. У меня есть для вас нечто важное. Г.У.”
— Я никогда не писал такой записки.
— Тогда кто же ее написал?
Он в ужасе уставился на меня.
— Где эта записка?
— Не знаю. Могла оставить у себя в комнате. Или положить в карман… Но сейчас ее нигде нет.
— Очень жаль, — сказал он. — Но вы же знаете мой почерк.
— Это первая записка, которую вы написали. Конечно, я раньше видела ваш почерк, но странное дело, когда я держала записку в руках, мне и в голову не пришло, что ее написали не вы.
— Каролина, если кто-то скопировал мой почерк…
— Если? — взорвалась я. — Вы предполагаете, что записки не было?
— Нет… нет… конечно, нет. — Он выглядел обескураженным. — Но… если… я хочу сказать, что кто-то послал эту записку, чтобы заманить вас в домик.
— Вывод очевиден.
— Поясните, пожалуйста.
— Я намечена следующей жертвой.
— Каролина!
— И уже стала бы ею, если бы не Алиса.
Он кивнул.
— Но, моя дорогая Каролина, это… это же в самом деле страшно!
— Согласна с вами, — сказала я холодно, ибо не могла простить ему даже тени сомнения в том, что я получала записку. — Рома… Эдит… а теперь я. Кто следующий? Все потому, что виновный в исчезновении первых двоих знает о моем намерении вывести его на чистую воду.
— Но кто именно может это знать? — спросил он. — Кроме меня, больше некому. Не думаете же вы, что я?..
Я рассмеялась и тут же чуть не разрыдалась.
— Но, Годфри, кто-то пытается меня убить. Что мне делать?
— Вы можете уехать отсюда.
— Уехать! — Я представила себе одинокую жизнь вдали от Ловат-Стейси, без всяких известий о том, что происходит в этом доме, ставшем мне почти родным. Нет, что бы ни произошло, я не уеду отсюда.
— Отсюда я не уеду, — сказала я горячо. — Приму особые меры, и когда в следующий раз получу записку с приглашением на свидание, настоятельно потребую ее подтверждения в присутствии свидетелей.
— Ради Бога, делайте, что сочтете нужным.
— Годфри, я в самом деле не понимаю, как записка могла попасть ко мне.
— И мой почерк… по крайней мере, мои инициалы.
Внезапно меня будто холодом обдало, и я вздрогнула. Где же записка? Я точно помнила, что не выбрасывала и не уничтожала ее. Мне казалось, я оставляла ее в своей комнате. И в запертой двери была какая-то тайна. Алиса сказала, что она тяжело открывалась, да и дверная ручка вела себя странно.
— Но я так испугалась, — сказала она, — что не обратила на это особого внимания. Я только знала, что должна освободить миссис Верлен. Просто я очень сильно толкнула дверь, и она открылась. Но как-то все смутно помню. Попав в дом, я постоянно повторяла про себя: “Я должна спасти миссис Верлен…” и даже не помню, как бежала по лестнице.
Все решили, что все понятно: дверь разбухла от сырости после таких дождей, и, не открыв ее сразу, я решила, будто меня заперли, хотя сделать этого, конечно же, никто не мог. Сложилось общее, хоть и невысказанное, мнение: миссис Верлен охватила паника, и она убедила себя в том, что ее заперли в горящем доме. Этого достаточно любому, чтобы впасть в панику!
А причина пожара? Для приготовления пищи Рома пользовалась парафиновым маслом, и в пристройке хранился бочонок, в котором наверняка находились остатки запаса. Решили, что в домике ночевал бродяга, оставивший где-нибудь тлеющую трубку или сигарету. Пожар вспыхивает достаточно быстро.