Алиса с готовностью поднялась и села за фортепьяно. Наблюдая, как ее прилежные пальчики извлекают мелодию из костяных клавиш, я подумала, что эти две девочки, такие разные, прекрасно дополняют друг друга. Алиса сдерживает дикую необузданность Аллегры, а Аллегра оживляет холодноватую чопорность Алисы. Милые, прелестные девочки.
На следующий день ливень временами прекращался и хорошая погода стояла на пороге. Мы пошли прогуляться до школы.
— Я оказалась права, миссис Верлен, — сказала Аллегра, когда мы вышли из дому и направились по церковной дороге.
— Минувшей ночью опять горел огонь, правда, Алиса?
Она кивнула.
— Да, миссис Верлен, из-за темноты он казался очень ярким.
— Алиса хотела пойти и сказать вам, но потом мы передумали, потому что вы все равно не верите.
— Наверное, повозка с фонарем ехала по дороге, — сказала я.
— Нет-нет, миссис Верлен. Дорога туда не ведет.
— Ну, тогда только безумец мог разыгрывать в такую ночь глупые шутки.
— Или дух. Духам ведь дождь не мешает, не так ли?
— Ну, ладно, нам еще сегодня предстоит много работы. Наверное, сначала я займусь с Сильвией.
Когда мы подходили к школе, в дверях появилась миссис Рендолл в непривычной позе: скрестив руки на груди.
— Сильвия не сможет сегодня быть на занятиях, — заявила она, глядя сквозь меня. — Она нездорова. Я послала за доктором.
— Очень жаль, — сказала я. — Надеюсь, она скоро поправится.
— Не могу понять, что произошло. Ее знобит, она чихает… совершенно простужена. — Она повернулась и пошла в школу, мы за ней. — Ах, — тон ее смягчился, едва она увидела спускающегося по лестнице Годфри. — Ваши ученицы уже здесь. Я как раз говорила, что голубке Сильвии придется провести несколько дней в постели.
— Доктор рекомендовал? — осведомился Годфри.
— Нет, я сама. Девочке не терпелось вчера отнести бедняжке миссис Кори немного супу. Я говорила, что на улице льет, как из ведра, но моя голубка настаивала и сказала, что не боится промокнуть и гораздо важнее собственного комфорта, чтобы миссис Кори поела горячего.
— Какая милая девочка, прямо святая, — легкомысленно сказал Годфри, а миссис Рендолл тепло улыбнулась.
— Ее воспитали так, чтобы она думала в первую очередь о других. Ведь в наше время многие… — Она бросила на меня опечаленный взгляд; я чуть не расхохоталась и заметила, что Годфри едва сдерживает смех.
Я сказала, если Сильвия не сможет прийти на урок, то мне незачем здесь оставаться, с Аллегрой и Алисой можно позаниматься в Ловат-Стейси. Такое решение, кажется, наилучшим образом устроило миссис Рендолл, потому что она улыбнулась почти милостиво.
По дороге домой я все думала о бедняжке Сильвии и спрашивала себя, а не могла ли она простудиться в роще, когда зажигала огонь в развалинах.
У нее не хватило бы смелости. Хотя кто знает? Странная девочка, как раз о ней я знаю меньше, чем о других.
Годфри склонился над семейным склепом Стейси. Послеобеденная прогулка привела сюда и меня. У обоих появилась привычка заходить на кладбище в определенное время дня, чтобы укрыться от любопытных глаз. Высокая трава между надгробными камнями и деревьями давали некоторое уединение.
— Как там наша больная? — спросила я.
— Бедная Сильвия! Не очень хорошо. Доктор говорит, у нее высокая температура и придется несколько дней пролежать в постели.
— Думаете, она простудилась оттого, что промокла под дождем?
— Сильвия до этого болела уже несколько дней. Она часто простужается, бедняжка.
— Что вы думаете о Сильвии?
— Я вообще о ней не думаю.
— После героических усилий со стороны ее матери? Как не стыдно! Мне ее жаль, но интересно, какое впечатление произвела бы на нее подобная откровенность.
— Вы хотите сказать, на маму?
— Именно. Сильвия выглядит всегда такой запуганной. Не кажется ли вам, что если с человеком обращаются, как с ней, он рано или поздно постарается утвердить себя.
— Уверен, и она бы попыталась это сделать, если бы только хватило духу.
— А как вы смотрите на поход в руины и размахивание там фонарем?
— Хотите сказать, в качестве привидения? Но привидения безличны. В чем же тогда ее победа?
— В сознании, что люди боятся ходить туда и зависят от нее. В тайной гордости, что это она доставляет столько тревог.
Он пожал плечами.
— Я все же не понимаю, в чем заключается ее победа.
Я почувствовала легкое раздражение.
— Разумеется, не понимаете. Вам-то никогда не приходилось из кожи вон лезть, чтоб обратить на себя внимание людей. Вы такой… благополучный…
Он расхохотался.
— Вы произнесли с таким выражением, словно это неприлично.
— О, наоборот, слишком прилично. Но я-то хочу понять Сильвию.
— Это же просто. Она — мышка, а ее мать — огромный кот, всегда подстерегающий мышку у норки.
Теперь я рассмеялась.
— Тогда уж, скорее, бульдог, нежели кот. И совершенно напрасно поменяли ее пол. Самки всегда гораздо опаснее самцов.
— Вы действительно так считаете?
— В случае с пастором и его женой — да. Но мне нужно понять Сильвию. Пожалуй, я бы не удивилась, если бы это она изображала привидение. Напуганная мышка, ищущая средство самоутвердиться, жаждущая хоть маленькой власти. Вот что власть! Она, столько раз униженная, теперь сама получила возможность дурачить и пугать людей. Все сходится. И потом, почему она заболела? Потому что, уже простуженная, вышла под дождь.
— Подождите минутку, — сказал Годфри задумчиво. — Когда прошлым вечером я вернулся от миссис Кори…
— Той самой, что накануне получила суп от щедрот Сильвии?
— Да. Так вот, когда я вернулся, то вешая свою одежду в гардероб, заметил башмаки Сильвии… тоже насквозь промокшие.
— Значит, она тоже выходила. А она могла это сделать без ведома родителей?
— Да, могла рано пойти в постель, — а она так и поступила из-за болезни, — а потом незаметно выскользнуть.
— Наконец что-то начинает проясняться, — сказала я. — Значит, это Сильвия, старающаяся самоутвердиться, а не кто-то, пытающийся прогнать Нэйпира. Что ж, в следующий раз постараюсь ее поймать.
— Мистер Уилмот, мистер Уилмот… — раздался голос миссис Рендолл, притворно мягкий, но с нотками непреклонности.
— Лучше вам сейчас же пойти с нею пить чай, — сказала я. — Иначе будет искать, пока не найдет.
Он поморщился, но ушел.
Я еще немного постояла, глядя на памятник Бью и думая, что была бы, наверное, рада, если бы все действительно объяснилось попыткой Сильвии самоутвердиться.
Пробираясь через высокую траву, я услышала голос, окликнувший меня, и, обернувшись, увидела цыганку, которая будто материализовалась из воздуха. Я спросила себя, а не слышала ли она наш разговор с Годфри.
Она насмешливо улыбнулась мне.
— Откуда вы явились? — спросила я.
Она махнула рукой.
— Имею право, не так ли? Это место принадлежит одинаково живым, мертвым… учительницам музыки и цыганкам.
— Вы возникли так неожиданно.
— Хочу поговорить с тобой.
— Со мной?
— Ты удивлена? А почему бы и нет? Хочу узнать, как там идут дела. — Она повела головой в сторону Ловат-Стейси. — Как тебе нравится тамошняя работа? Я тоже работала у них… на кухне. Ихняя кухарка… совсем меня загоняла… Но я всегда сбегала, когда нужно было чистить картоплю. Жуть как не люблю картоплю чистить. Та старая кухарка все звала меня ни на что не годной лентяйкой. — Она подмигнула мне. — Да только я быстро нашла кой чего получше, чем картоплю чистить.
— Не сомневаюсь, — сказала я холодно и повернулась, чтобы уйти.
— Эй, не так быстро. Ты, что, не хочешь поболтать со мной про тех, из дома… про Нэйпира, для начала?
— Не думаю, чтобы вы могли сообщить что-либо интересное.
Она расхохоталась.
— А знаешь, — сообщила она, — ты мне нравишься… чем-то. Ты похожа на меня. Ага, теперь ты готова сесть и послушать, как это классная музыкальная леди может быть похожа на цыганку? Да ты не меня спрашивай, а Нэпа.
— Если позволите, мне нужно идти работать…
— А ежели не позволю? Тебе, что ль, неизвестно, что невежливо отталкивать даму, коль она с тобой поговорить желает? Расскажи-ка мне про Аллегру. Она ведь красоточка, скажешь, нет? Маленько отличается от этой Алисы. Я б уж не променяла Аллегру на Алису хоть и за мешок денег. Теперь-то их у меня четверо… и все девочки… одни девочки. Вот ведь потеха! У некоторых парни ну никак не получаются… только девки. Это как раз у меня. Всякий раз гляжу в карты, а они говорят: “Опять девка будет”, — и так оно и выходит. Да уж Аллегра-то… ведь премиленько бренчит на фортепьяно, верно? Она прямо моя копия, когда мне было столько, сколько ей. Да только я посообразительней да поопытней была. Пришлось. Я-то уж женщиной была в ее годы. Зачем бы это мне наниматься к ним на кухню?.. С чего бы это мне занадобилось? Не желаешь узнать? Или желаешь? Да ведь ты, верно, и угадать можешь… хотя можешь и ошибиться.
У меня не было ни малейшего желания продолжать беседу, и с видом полнейшего равнодушия я взглянула на часы.
Она подошла ближе.
— Я тут видала тебя с милордом из школы. Какой красавчик. Да и разговор ваш слыхала — ветром принесло. Везучая ты, скажу я. Чего ж не хватаешь свою удачу — и давай Бог ноги, пока можешь? Теперь уж предупредили, сама знаешь. Что, не поняла намека?
— Не пойму, о чем вы говорите.
— А следовало бы, коль чуть не до смерти нанюхалась в том домике. И померла бы, когда б не мисс Алиса. Держу пари, Эми Линкрофт в тот день уж так гордилась дочкой, уж так, верно, гордилась… — Она громко рассмеялась.
— Если вы что-нибудь знаете, то я была бы весьма признательна, если бы вы сообщили мне.
— Цыгане! Да они ж и не знают ничего. Ничего не знают, а предсказать могут. Слыхала когда-нибудь о цыганских предсказаниях?
— Что вам известно о пожаре в домике?
— Меня там не было. Что ж мне может быть известно? Да только я тебе кой-что скажу. Люди-то вовсе не такие, какими кажутся. Хоть Эми Линкрофт возьми. Чего ты отсюда не уедешь? Чего не выйдешь за этого лорда и не уедешь? Да нет, ты этого не сделаешь. Еще не время. Ретива ты не в меру, вот что. Все тебе знать хочется… Да расскажи-ка мне про Аллегру.