Мне показалось, что серые, почерневшие от огня стены смыкаются вокруг меня; я быстро повернулась и пошла к роще.
Если кто-то выкопал яму, то, скорее всего, — поблизости от этих стен, поскольку место имело скверную репутацию и люди его избегали. Возможно, это самое удачное место, чтобы зарыть свою жертву. А огонь? Не был ли он только средством окончательно отпугнуть отсюда людей? Я поняла, что непременно должна найти объяснение всем здешним этим странным явлениям.
Я принялась изучать землю у стены. Там было одно пятно, совершенно без травы. Я опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть. И вдруг… скрип песка; на меня упала чья-то тень.
— Что-нибудь ищете?
Я открыла рот от изумления: это был Нэйпир. В голосе звучала насмешка, но глаза оставались совершенно серьезными, и я поняла, что он сердится.
— Я… но секунду назад вас еще не было.
— Что вы делали на земле? Молились? Или уронили что-нибудь?
Я ответила:
— Брошь…
Он коснулся камеи на моей блузке.
— Да вот же она… и держится прочно.
— О, а мне показалось…
Положение глупое, но не могу же я сказать, что, как и все остальные, подозреваю его в убийстве жены. Да и не подозреваю вовсе, а хочу доказать, что он невиновен, а все обвинения против него — клевета.
Между тем он продолжал стоять, сардонически улыбаясь, не делая ни малейшей попытки помочь мне преодолеть замешательство.
— Я заметил вас давно, еще у дома Бренкотов.
— А я вас не видела.
— Знаю. Бренкот рассказал, что вы хвалили его сад, а он признался, что это я ему помогал. Вы помните… как-то видели меня с лопатой?
— Да, помню.
Он рассмеялся.
— Ну, что ж, довольно смело с вашей стороны приехать сюда. Это место пользуется скверной репутацией.
— Даже при свете дня? — спросила я, стараясь скрыть дрожь.
— Все-таки, в одиночку…
— Но я же не одна.
— Если поразмыслить как следует, то именно страх оказаться не в одиночестве и заставляет людей бояться.
— Вы хотите сказать, они боятся привидений?
— Когда вы там стояли на коленях, вид, надо сказать, у вас был весьма напуганный. Может, и сейчас вам еще немного не по себе. — Он взял меня за руку и с насмешливой улыбкой стал считать пульс. — По-моему, несколько частит, — заметил он.
— Признаюсь, я действительно испугалась. Вы подошли так неожиданно.
— Вы ведь не брошь искали, не так ли? Вы всегда трогаете рукой шею, где закалываете блузку брошью, чтобы проверить, на месте ли она. А она на месте. — Он подошел совсем близко и тронул рукой брошь. Я затаила дыхание… Все его дружелюбие улетучилось в секунду. Он знал, что у меня на уме, и, боюсь, ненавидел за это.
— Давайте все-таки будем искренними, — укоризненно сказал он, опуская руки.
— Разумеется.
— Значит, раньше вы не были искренни? Вы пришли сюда, решив, что Эдит захоронена здесь… в этой роще?
— Но должна же она где-то быть.
— И вы решили, кто-то… убил ее и зарыл здесь?
— Не думаю, что решение этой загадки именно таково.
— У вас есть другое?
Я сказала:
— Мне кажется странным, что в этой округе пропало двое людей.
— Двое? — переспросил он.
— Разве вы забыли о женщине-археологе?
— Она тоже пропала. Да, действительно, — он отступил на шаг и прислонился к стене часовни. — И вы считаете, она тоже зарыта здесь. А убийца уже есть на примете?
— Откуда же? Но всем нам станет легче жить, если мы узнаем ответы на эти вопросы.
— Всем — может быть, но не убийце. Не кажется ли вам, что ему в этом случае пришлось бы худо?
— Мне кажется, ему — или ей — и сейчас не слишком весело.
— Почему же?
— Разве можно веселиться и быть счастливым, отняв у кого-то жизнь?
— Если человек считает себя центром вселенной, а других ни во что не ставит, ему ничего не стоит прихлопнуть человека как муху или осу.
— Полагаю, такие люди есть на свете.
— Боюсь, что есть: скорее всего, наш убийца доволен собой. Он выиграл. Он получил, что хотел, а никто при этом даже не предполагает, кто он. Давайте пройдемся по роще и поищем могилы жертв. Ведь вы это хотели сделать?
Я ответила:
— Мне нужно работать. Я должна вернуться домой.
Он улыбнулся с большим недоверием, и мы пошли к лошадям. Он придержал мою, пока я садилась, затем сам вспрыгнул в седло и до самого дома ехал рядом со мной.
Я направилась прямо в свою комнату и, войдя, сразу подошла к зеркалу. Надеюсь, эмоции не слишком отразились на моем лице, поскольку не уверена, что я вообще что-либо чувствовала.
Я была ужасно напугана и просто не желала видеть того, что само бросалось в глаза. Все равно не поверю, хотя бы потому, что я так решила.
Глава третья
Годфри Уилмот постоянно искал возможности остаться со мной наедине. А это было нелегко, ибо миссис Рендолл внимательно следила, чтобы таких возможностей у нас не возникало.
Все же следует признать, что, дразня ее, я находила злое удовольствие и надеялась, что оно поможет развеять то тяжелое уныние, которое совсем завладело мною. Я старалась гнать от себя все мысли о Нэйпире, а в обществе Годфри это удавалось легче. Помогало и то, что он знал, кто я, и его любовь к музыке, и глубокий интерес к предмету, который был жизненной целью моей сестры и моих родителей и который привел их к гибели. Меня утешало все возрастающее взаимное дружелюбие в отношениях с этим обаятельным человеком, открытым и искренним, совершенно свободным от всех тех сложностей, которые хоть и имели колдовскую притягательность, но делали мою жизнь тревожной и беспокойной.
Разумеется, я не пыталась избегать встреч с Годфри, и мы частенько посмеивались над миссис Рендолл и договаривались, как расстроить ее намерения не дать нам остаться наедине.
Иногда встречались в церкви, где Годфри часто играл на органе. Обычно я пробиралась туда, пока он играл, и так же поступила и в тот день, когда так неловко столкнулась с Нэйпиром в роще.
Церковь эта — прелестный памятник архитектуры четырнадцатого века, с башней из серого камня и замшелыми стенами. Я стояла у двери, вслушиваясь в полнозвучные органные тона, глубоко растроганная мастерской игрой Годфри. Мне не хотелось отрывать его, и я стояла тихо, рассматривая окошко с цветным стеклом, посвященное Бью; скамью семейства Стейси; выгравированный на стене перечень служивших здесь священников, от первого в 1347-м году до Артура Рендолла в 1880-м. В пустой церкви сыровато-затхлый запах веков ощущался сильнее, и я представила себе поколения Стейси, приходивших сюда для молитвы. Я подумала, что именно в этой купели крестили Бью и Нэйпира и к этому алтарю мечтала пойти Сибилла вместе с Гарри. Тут зазвучал триумфальный финал, и я подошла к органу.
— Рад, что вы пришли, — сказал он. — Я уже начал беспокоиться.
— Беспокоиться? Почему?
— Мне в голову неожиданно пришла мысль. Ведь вы рискуете навлечь на себя беду.
— С чего вы это взяли?
— Из-за новостей о миссис Стейси. Когда мы думали, что она уехала с любовником, поиски вашей сестры казались довольно безопасными. Но если два этих исчезновения связаны между собой, то кто-то же должен быть в них виновен. Если люди живы, они не могут исчезнуть бесследно. Мне пришла в голову мысль, что в наших краях объявился опасный убийца. И вряд ли он будет доволен, если кто-нибудь сунет нос в его дела, не так ли? А вполне возможно, что, если он недоволен кем-то, он попросту… устраняет его.
— Так вы назначили меня следующей жертвой?
— Боже сохрани и помилуй! Но вам следует быть очень осторожной.
— Понимаю, что вы хотите сказать. Вы имеете в виду конкретного человека?
— О да.
— Кого же?
— Разумеется, мужа.
— Не слишком ли тривиально?
— Боже мой, да ведь здесь не пьеса разыгрывается! Это все — жизнь. Кому же понадобилось избавляться от миссис Стейси, если не ее мужу?
— Мог найтись и еще кто-нибудь.
— Подумайте о причинах. Понятно, она была богатой наследницей. К тому же он с самого начала не очень-то рвался жениться на ней.
— Он искренне горевал о случившемся. И мне не нравится наш разговор. Он какой-то… безжалостный. Мы не имеем права его продолжать.
— Но мы должны реально посмотреть на вещи.
— Если клеветать на невинного человека и значит реально смотреть на вещи, то…
— Но откуда вы знаете, что он невиновен?
— А разве мы не обязаны считать человека невиновным, пока его вина не доказана.
— Вы говорите о британских законах. Но мы-то не судьи, мы всего-навсего, сыщики-любители и должны рассмотреть все варианты.
— В таком случае, я могу предположить, что виновны вы, а вы — что я.
— Могу, но каковы мотивы?
— Полагаю, найти их несложно. Вы можете оказаться двоюродным братом, до времени скрывающим свое происхождение и желающим унаследовать Ловат-Стейси. И убиваете Эдит, рассчитывая, что ее мужа обвинят в этом преступлении и повесят, а вы станете наследником.
— Неплохо, — заметил он, — совсем неплохо. А вы хотите проникнуть в эту семью путем замужества, вот и убили Эдит, чтобы освободить место для себя.
— Вот видите, — подчеркнула я, — так можно выдвинуть обвинение против любого.
— Ну, а что же ваша сестра? Где ее место в этой схеме?
— Вот это мы и должны выяснить.
Именно в эту секунду я почувствовала, что за нами наблюдают. Мне стало не по себе. Годфри ничего не заметил. Что это было? Не могу сказать. Просто какое-то ощущение, скорее, даже тень ощущения, что кто-то невидимый наблюдает за нами… с недобрыми намерениями.
Что со мной происходило? Я не смогла бы объяснить Годфри это странное ощущение. Все объяснения были бы нелепы. Ведь я ничего не видела, ничего не слышала, а только чувствовала это. А он еще там, в домике, решил, что мне все мерещится.
— Будьте осторожны, — говорил между тем Годфри. — Не забывайте, что убийца бродит среди нас.
Я оглянулась через плечо и вздрогнула.