Через тридцать минут Себастиан уже был сильно под кайфом, и персонал начал обращать на нас внимание. Два охранника встали у двери и следили за ними. Видимо, ждали, пока он заснет или отключится, чтобы можно было отправить его домой.
Они знали, что раньше вмешиваться опасно. Такие попытки всегда плохо заканчивались. На прошлой неделе Себастиан пытался стащить штаны с парня, который протиснулся вперед него к барной стойке. Охранник взял его за руку, чтобы остановить, довольно любезно, с молчаливым не-пора-ли-тебе-ехать-домой-вопросом. Не-вызвать-ли-тебе-такси? Но Себастиан просто обезумел. Естественно, он никуда не поехал. Пришел владелец клуба, увел его в вип-комнату, попросил меня сидеть там с Себастианом, пока он не заснул, а потом помог нам с Лаббе отнести его в машину.
Но, несмотря на это, его всегда пускали. Всегда и везде. И всегда без очереди. Другого варианта просто не было.
Я не знала, чего ему намешал Деннис в тот вечер, у него постоянно была новая наркота на пробу. Но что бы это ни было, снотворного эффекта оно явно не давало. Себастиан наворачивал круги по клубу, словно выискивая кого-то. Проходя мимо меня, он каждый раз предлагал присесть на диване, но через десять секунд снова вскакивал и спешил к бару. Проведя у стойки пару минут и забыв про заказанный напиток, он тут же заказывал такой-то другому бармену. Потом оставил новый напиток на стойке и потащил меня на танцпол, где через несколько секунд сообщил, что ему надо в туалет. А через пару минут я снова увидела его в толпе, высматривающего кого-то. Он снова принялся наворачивать круги по клубу.
– Поехали дальше. Тут полный тухляк. Куда поедем? Я только схожу в туалет, и поедем.
Я пыталась танцевать, пыталась напиться. Пыталась поговорить с Амандой, но это было невозможно, Аманда была не в состоянии разговаривать. Сложно разговаривать во время поцелуев. Сложно сконцентрироваться на чем-то другом, когда в ухе у тебя чей-то язык, я это понимаю. Но мне нужно было с ней поговорить. Перекричать музыку, прижаться к Аманде и просто лежать рядом, комментируя чьи-то нелепые брюки или странную прическу. Но вместо этого я танцевала с Себастианом, пыталась подстраиваться под его неровный ритм, слушала его вопросы, не требующие ответа.
– Поедем домой? Ты уже сходил в туалет?
– Зачем? Ты такая скучная. Мы же недавно пришли. Хочешь выпить?
Вся эта ситуация меня напрягала. Поведение Себастиана, мутки Аманды с Лаббе, этот клуб. Меня напрягало то, что нужно вести себя, как положено девушке моего возраста, веселиться, пить, орать, тусоваться в вип-комнате. Вечер за вечером. Ночь за ночью.
Я просыпалась по субботам и воскресеньям с вопросом на губах, как я попала домой прошлой ночью и находила в карманах смятый голубой билет, пленку от пачки сигарет, а на руках – штампы ночного клуба. Я смывала штампы и срезала браслеты с фестивалей маникюрными ножницами. И говорила снова и снова то, что говорят в таких случаях: «Жуть-как-же-я-вчера-нажралась-ни-хрена-не-помню-но-как-же-нам-вчера-было-весело». Но, по правде говоря, весело мне не было. И я прекрасно помнила, как добралась до дома. Я всегда сначала везла домой Себастиана. У него я спала, пока он лежал в отключке, или играл в видеоигры, или искал чем бы ему заняться.
Мне не нравилась такая жизнь, но я не знала, чего хочу. Порвать с ним? Но что будет потом? Смогу ли я тусоваться с ними, если брошу его? У меня не было плана «Б». Я не хотела разрабатывать план «Б». Я хотела только вернуть себе радость жизни.
Себастиан сойдет с ума, если я его брошу. Он и так уже безумен. Нельзя его сейчас бросать. Я это сделаю, но не сейчас, попозже, когда все уляжется. Сейчас лучше его не огорчать. Мы с охранниками следили за ним каждый из своего угла, но ничего не говорили, ждали развития событий, зная, на что он способен. Мы молчали, надеясь, что все само собой разрешится. Или закончится катастрофой. Их было двое, я одна. Но все мы бездействовали.
Я была только статисткой. Все мы были статистами. Рядом с Себастианом все превращались в статистов. В статистов без реплик. Все мои слова вырежут при монтаже. Их смело можно пропускать мимо ушей.
– Поедем домой?
– Этот чертов клуб, чертов город. Какая мерзость. Какой тухляк. Летим в Барселону. Там есть этот клевый тапас-бар рядом с церковью, или это было в Пальма-де-Майорка? Мне нужно в туалет. Закажи мне выпить. Я скоро вернусь. Надо кое-что сделать. И мне нужно выпить. И в туалет. Черт, пора валить отсюда, тут такой тухляк. Можешь сказать этому придурку диджею, чтобы поставил нормальную музыку? Мы едем в Нью-Йорк. Мне только нужно отлучиться в туалет, кое-что проверить. Черт, где Деннис? Поищи его. Мне нужно с ним поговорить. Черт, как тут скучно.
Я рассказала об этом Аманде. Что не знаю, люблю ли его по-прежнему. Мы обсудили это. Она сказала: «Скоро все наладится». Они с Лаббе старались не лезть в наши отношения.
И к тому же после того уик-энда в загородном доме вели себя странно. Тот ужин резко изменил их поведение. Они стали общаться с Самиром наедине, не приглашая нас. И я видела, что они считают Себастиана проблемным. Но когда им хотелось потусить, они тут же о нас вспоминали, потому что не хотели стоять в очереди на вход в клуб. Мы с ним.
По ночам я много об этом думала. Размышляла, лежа рядом с Себастианом, который во сне потел и дергался, поворачивался ко мне, сжимал в объятиях.
Есть слова, которые чувствуешь всем телом. Слова, которые задействуют зоны мозга, о которых ты даже не подозреваешь. Добрые слова дают ощущение тепла. Мамино «шшш», когда я в детстве не могла заснуть («моя девочка… шшш… спи, милая»). Или папино «Майя», когда он хотел, чтобы все слышали и знали, что я его малышка, что мы одно целое – он и я. Бабушкин голос, когда она читала сказку («жили-были…»). Себастиана «я люблю тебя» на выдохе перед тем, как заснуть.
Я не знаю. Эти слова причиняли мне дискомфорт. Его отец должен что-то сделать, как-то сказала Аманда. Она сказала это мне наедине. Себастиану нужна помощь.
Аманда считала, что все дело в наркотиках и что стоит Себастиану снизить дозу, как любовь вернется с прежней силой. Аманда права, думала я. Разумеется, Аманда права. Я по-прежнему люблю Себастиана.
Ничего не делай. Ничего не говори. Поговори с ним. Помоги ему.
Я мучилась сомнениями, но ничего не могла поделать. Никто ничего не мог поделать. Что тут можно было поделать? Я хотела уехать. Хотела сбежать. Себастиан безумен. Совершенно безумен. Он болен. Надо что-то сделать. Ему нужна помощь.
Я его люблю. Конечно, я его люблю.
23
Аманда спала на стуле рядом. Мишура сползла ей на плечи, а колготки были порваны на коленке. На сцене актового зала стояла женщина в туфлях на высоких каблуках с гигантскими наручными часами на запястье и бриллиантовыми гвоздиками в ушах. Черные как вороново крыло волосы аккуратно уложены в гладкую прическу. Кристер представил ее нам как главного редактора самой читаемой деловой газеты в мире.
– Вы изучаете международную экономику, так?
Мы закивали головами, хотя большинство в зале изучали другие дисциплины. Зал был битком набит учениками и родителями (в основном отцами), видимо, желавшими прогулять празднование Святой Люсии со своими детьми.
Родителям было велено не задавать вопросы и не занимать сидячие места, так что они стояли вдоль стен. Через каждые десять метров попадался широкоплечий мужчина в темном костюме с наушником из числа американских охранников.
– А те, кто не изучает, все равно сталкивается с ней каждый день.
Мы сделали вид, что смеемся над шуткой, а улыбка американки была шире въезда на автомобильный паром.
Даже Себастиан был здесь. В пять утра мы с Амандой пели для него песни в честь Дня святой Люсии, и потом он пригласил нас и пару приятелей на завтрак. Когда я отказалась ехать с ним в школу на машине, он рассердился и теперь сидел на другом конце зала. «Анонимный благотворитель» проспонсировал эту лекцию. Я спросила Себастиана, не Клаес ли это, но тот только посмотрел на меня как на идиотку. По слухам, лекция обошлась в 350 000 крон, но, естественно, учителя держали рот на замке.
Шеф-редактор американского журнала имела докторскую степень по экономике и входила в список самых влиятельных медиаперсон в мире, составленный журналом «Тайм». Известной ее сделали ролики на «Ютьюбе», в которых она объясняла экономические вопросы на примере Барби, Кена, дома Барби и машины Кена. Самый популярный ролик был посвящен финансовому кризису в Америке. Барби «Блэк» была одинокой матерью троих детей, выставленной из дома за просроченные платежи по ипотеке. Кену досталась роль начальника в «Лемман Бразэрс». Когда куклы говорили, Кен вел себя высокомерно и сдержанно, черная Барби ругалась и говорила на таком примитивном английском, что даже дети в шведском детском саду говорят лучше. Особенно если мечтают стать рэп-звездами. Но обвинять ее в расизме никому и в голову бы не пришло. Она сама была похожа на черную Барби. Критики считали ее слишком радикальной, и она сильно упрощала свои примеры, чтобы они вписывались в ее концепцию. Я же думала о том, что кто-то должен намекнуть ей на смену концепции ее макияжа. Выбрать накладные ресницы покороче, например.
Сегодняшняя лекция была о будущем мировой экономики. Рост или крах – так звучал подзаголовок, но вопреки ожиданиям без знака вопроса.
– Есть тут кто-то, кто ненавидит экономику и мечтает заняться более важными вещами? – (Усмешка). – Верное решение. Экономистам нельзя доверять. (Громкий смех.)
Она обвела зал рукой.
– Назовите опасного экономиста.
– Карл Маркс, – донеслось с задних рядов.
Она кивнула.
– Милтон Фридман, – крикнул Самир, сидевший в самом первом ряду. Американка довольно улыбнулась.
– Верно. – Лекторша достала пластиковую бутылочку с водой и сделала глоток. – Экономисты смертельно опасны уже по одной той причине, что мировая экономика затрагивает каждого из нас. Так что, изучаете вы экономику или нет, считаете деньги смыслом жизни или нет, советую вам внимательно слушать то, что я сейчас расскажу. Эта лекция о вас.