Дом наполнился людьми. Я сидела на краю бассейна, болтая ногами в воде. Вокруг грохотала музыка, мигали цветные лампы, в голове моей один за другим взрывались фейерверки. Я легла на край бассейна, намочив платье, и смотрела, как качается на воде в такт музыке брошенная кем-то бутылка от шампанского. В голове у меня все кружилось и сверкало, переливалось бирюзовыми волнами. Я чувствовала, что эффект от наркотика начинал проходить, и думала, что надо попросить у Денниса еще дозу.
Не знаю, сколько я пролежала там. Я чувствовала музыку внутри, как она рвалась и металась у меня в груди. Мне было плевать на то, где Себастиан и что он делает. Потом я сквозь пелену увидела Аманду.
– Аманда, – позвала я, но она меня не слышала. Я шептала «Аманда» в надежде, что она поможет мне выбраться отсюда, поможет найти новую дозу, поможет найти Себастиана.
Она держала Лаббе за руку. Они оглядывались по сторонам, явно кого-то высматривая. И только когда тот, кого они искали, обернулся, я поняла, что это Самир. С мобильным телефоном в руке. Он снимал вечеринку на видео. Спиной к нам был Себастиан. Он делал дорожки прямо на полу, а голые проститутки, стоя на коленях, втягивали их. Себастиан взял одну из девиц за бедра и прижался к ней сзади. Деннис засмеялся. Самир продолжал снимать.
Не знаю, откуда я взяла в себе силы подняться, но Лаббе успел поймать прежде, чем я остановила Самира. Не помню, кричала я или нет, но помню, что Аманда помогала Лаббе меня удерживать. Они утащили меня в другую комнату. Последнее, что я видела, это как Себастиан втягивает носом белый порошок. Остатки он слизнул языком и повернулся к другой шлюхе для поцелуя.
Мне кажется, я плакала. Самир пошел с нами. В руках у него был телефон.
– Надо положить этому конец.
Кто это сказал? Аманда? Или Самир?
– Надо его остановить.
Это точно был Самир. Чертов Самир. Всегда хотел делать то, что считал правильным. Боже мой. Как он вообще там оказался. Если бы Себастиан не был «занят», он бы никогда не впустил его в дом. Нельзя этого делать. Это проблемы Себастиана не решит. Мне было страшно. Страшно за себя. Если приедет полиция, будет только хуже.
– Не делай этого, – крикнула я. – Нельзя вызывать полицию. Нельзя. Если ты вызовешь полицию…
Я запиналась, сердце колотилось как безумное.
– Если ты вызовешь полицию, нас всех загребут.
– Мы должны что-то сделать. Так не может продолжаться.
Я достала телефон. На автомате. Словно я давно уже ждала этого момента. Я нашла номер и протянула Самиру.
– Позвони ему. Лучше позвони ему.
Я не знала, осмелится ли Самир сделать это. Я даже была готова заставить его. Я была готова на все лишь бы избежать полиции. Самир набрал номер на своем телефоне.
– Что ты делаешь? – спросила я.
Видимо, только тогда я осознала, что происходит. Что я наделала. И какие будут последствия. Самира переполняла гордость за себя. На лице у него было написано: «Этого ты не ожидала, да?»
– Что ты делаешь?
Музыка оглушала. Мы вынуждены были кричать. Но все равно я расслышала звук отправленного сообщения. Сообщения, которое ушло на личный мобильный Клаеса Фагермана. Самир ничего не написал, только послал видео.
Идиот, думаю я сейчас. Звони в полицию, звони в полицию, хочу я закричать. Вызывайте полицию, пусть вызовет полицию, если бы только вызвал полицию…
Не прошло и десяти минут, как в доме разразился ад.
Слушания по делу B 147 66Обвинение и другие против Марии Норберг
39
Третья неделя судебного процесса, понедельник
Самир входит в зал суда. Внешне он совершенно не изменился. Может, только похудел и осунулся. Но он кажется взрослее, серьезнее. На меня он не смотрит. Проходит и садится на свое место. Но я смотрю и смотрю на него, буравлю его взглядом. Впервые с начала процесса я чувствую панику. Волосы у него отросли. Он то и дело вытирает руки о бежевые брюки. Наверно, потому что они потеют. И постоянно покашливает, выдавая нервозность.
Самир жив. Он действительно жив, теперь я вижу это своими глазами. Он выжил, он сидит там, так близко, что можно встать и коснуться его. И я понимаю, что абсолютно не важно, что он пришел сказать, что я намеренно застрелила Аманду. Главное, что он жив.
Прокурор начинает задавать вопросы. Сначала спокойно.
– Расскажи своими словами…
Самир рассказывает, как он оказался в нашей гимназии, как познакомился с Себастианом, Амандой, Лаббе и мной. Она спрашивает, как хорошо он знал меня. Самир рассказывает, что они с Амандой и Лаббе переживали за меня и Себастиана и решили «принять меры». Вот почему они сделали то, что сделали.
Сперва появилась охрана. А потом прибыл Клаес Фагерман в сопровождении еще нескольких охранников. Самир рассказал, что один из охранников забрал у Самира телефон и вручил ему новый, дорогой, в невскрытой упаковке.
Старый телефон Самира (и телефон Клаеса тоже) приложены к материалам дела. Мы уже видели видео, которое Самир отправил Клаесу, и еще одно, снятое до этого, но не отправленное. Прокурор снова их включила. На экране видно, что я под кайфом, и видно, как я прихожу в ярость, когда понимаю, что Самир снимает видео. Я кричу: «Что ты, мать твою делаешь, совсем с ума сошел!» Видео заканчивается крупным планом моего потного лица. Прокурор позволяет публике полюбоваться мной, прежде чем свернуть видео.
Самир рассказывает о хаосе, разразившемся с прибытием Клаеса. Клаес утратил контроль над собой. Обычная маска равнодушия спала. Он вытащил Себастиана из спальни, где тот был с проституткой, голого, и на глазах у всех ударил кулаком в лицо. А когда Себастиан упал на пол, Клаес пнул его в живот.
– Три раза, – сказал Самир. – Может, два. Я не уверен.
Один из охранников встал между Клаесом и Себастианом, другой вывел из спальни Денниса с проституткой. Деннис тоже был голым, с шортами в руках и мерзким червяком, зажатым между жирными, почти лиловыми ляжками.
Самир рассказал, что домой его отвез один из охранников. Самир попросил высадить его за квартал от дома, чтобы родители не увидели машину, но охранник настоял на том, чтобы довезти его до порога. Родители Самира ничего не заметили.
Около пятидесяти минут уходит на рассказ о том, что произошло в классе. Прокурор задает вопросы голосом тише обычного. Каждый раз, когда Самир плачет (три раза), судья спрашивает, не нужно ли сделать паузу, но Самир качает головой, борется со слезами, торопливо продолжает. Видно, что ему хочется побыстрее с этим покончить, он повторяет все то же, что уже говорил на допросе. Он во всем уверен. Он «знает, что он видел». Знает, что я сделала.
Когда приходит очередь Сандера задавать вопросы, Самир уже мокрый от пота. На щеках у него горят два красных пятна, прямо над теми местами, где у него бывают ямочки, когда он смеется. Видно, что он раздражен.
Сандер говорит спокойно, но не тише и не громче обычного.
– На первом допросе ты сообщил, что полиция прибыла через несколько часов.
– Гм.
– Ты помнишь эти слова?
– Мне так казалось.
– Но на самом деле не прошло и получаса. В рапорте сказано, что полицейские ворвались в классную комнату через пятнадцать-семнадцать минут после последнего выстрела. И через девятнадцать минут после первого выстрела.
– Это важно?
– Ты также сказал, что первым застрелили Кристера.
– Но…
Сандер понижает голос.
– На следующем допросе ты отказался от своих слов.
– Я был в плохой форме. После операции. Они допрашивали меня в больнице. Я был…
– Я понимаю, Самир. Я понимаю, что тебе нелегко. Но ты много всего сказал на первом допросе, а потом от этого отказался.
– Это не так.
– Через сколько дней состоялся допрос?
– Через четыре.
– Твоя семья была с тобой в эти дни?
– Да.
– Вы говорили о том, что случилось?
– Я мало говорил.
– Тебе было плохо, я знаю. Ты принимал обезболивающие. Это написано в медицинском журнале. Я понимаю, каково тебе было. Но твои мама и папа… Они обсуждали с тобой случившееся в школе?
– Разумеется, обсуждали. Я не вижу в этом никакой проблемы.
– Пожалуйста, ответь на вопрос, Самир.
– Мама по большей части плакала.
– На каком языке ты говоришь с родителями?
– На арабском, – помедлив, ответил Самир.
Блин протянул Сандеру несколько листов бумаги. Сандер полистал их, нашел нужное место и продолжил:
– Мы говорили с медперсоналом. Одна из медсестер рассказала, что ты спросил, что с Маей. – Сандер повернулся к судье и добавил: – Она тоже говорит по-арабски.
Фердинанд тем временем раздала копии протокола допроса медсестры судьям.
– М-м-м.
– Она рассказала, что твой отец ответил на этот вопрос.
– Что странного в том, что я задал такой простой вопрос, а мой отец ответил?
– Ты помнишь, что он ответил?
– Что она под арестом.
– Медсестра сообщила, что он сказал тебе, что полиция задержала Майю и что Майя сгниет в тюрьме за то, что она тебе сделала.
– Что странного в том, что мой отец считает, что Майя должна быть наказана за свои преступления. Он имеет право злиться.
– Твой отец сказал, что полиция нашла сумку в шкафчике Майи. Он также рассказал, что было в той сумке, так ведь?
– Почему бы и нет? Полиция тоже об этом сообщила. Зачем отцу мне лгать?
– Твой отец сказал, что Майя с Себастианом запланировали все вместе, что они вместе устроили стрельбу в школе.
– Это так.
– Твой отец сказал это тебе за два дня до первого допроса, не так ли?
– Я не помню. Возможно. Но он сказал правду. Папа ничего не придумывал.
– Я не говорю, что твой отец это выдумал, я думаю, что он прочитал об этом в газете и поверил словам журналистов. Майя была под арестом. Твой отец, как и многие другие, решил, что дыма без огня не бывает, и что раз она за решеткой, то виновна. Я думаю, что ты допустил ту же ошибку. И что эти ошибочные предположения повлияли на твой рассказ о событиях в классе.